По следам «Турецкого гамбита», или Русская «полупобеда» 1878 года - [285]

Не добившись ничего вразумительного от Николая II в Лондоне, Солсбери выступил с новой инициативой. В ноте от 8 (20) октября, обращенной уже ко всем великим державам, британский кабинет предложил поручить конференции послов в Константинополе выработать проект реформ для Турции и определить методы давления, которые бы заставили султанское правительство принять предлагаемые реформы. Как писал В. М. Хвостов, это предложение английского правительства, с одной стороны, «должно было нанести удар преобладанию русского влияния в турецкой столице», а с другой — создать основы для интервенции во внутренние дела Порты, которая могла «стать сигналом к обострению внутреннего кризиса в Турции, а затем — к ее разделу». В этом случае события вполне могли подтолкнуть Петербург к реализации сценария англо-русского соглашения «на базе все той же схемы: Египет, быть может, и Месопотамия — Англии, проливы — России»[1724].

Продолжая упрямо отстаивать статус-кво в Турции, российское правительство, тем не менее, согласилось обсуждать план реформ, но решительно отвергло выработку мер принуждения в отношении султана, «что заранее обрекало будущие разговоры послов на дискуссию чисто академического характера»[1725]. Такое решение Петербурга разочаровало Нелидова, предлагавшего отбросить политику статус-кво и начать вместе с англичанами давить на султана. Тем не менее для замыслов российского посла новая нота Солсбери оказалась весьма своевременной. Дело в том, что в конце октября Нелидов получил из МИДа новые инструкции. Прочитал, схватился за голову и срочно засобирался в Петербург.

Полученные наставления оказались плодом пребывания Николая II во французской столице, в которую он направился из Лондона[1726]. Надежды Солсбери оправдались: в Париже царь поинтересовался отношением Франции к перспективам русского обладания черноморскими проливами. И похоже, удивился куда более, нежели комментариям английского премьера по данному вопросу. В итоге министр иностранных дел Франции Габриэль Ганото убедил Николая II выработать совместные инструкции послам двух стран в Константинополе, согласно которым российское правительство посылало своего представителя в Совет по управлению Оттоманским долгом и соглашалось на значительное расширение его компетенции[1727]. Еще месяц назад Николай II решительно противился любым действиям, направленным на интернационализацию решения турецких проблем, а теперь вдруг безропотно на них соглашался, и притом в самом худшем для российского правительства варианте — не в военном, а в финансовом, где позиции России были наиболее слабыми. В такой перспективе ни о каком захвате даже Верхнего Босфора не могло быть и речи. В. М. Хвостов убедительно показал, что в Париже Николая II «попросту надули», и Ганото «провалил нелидовский проект»[1728].

В Петербурге политический кульбит молодого императора вызвал сильную оппозицию, и Николай II быстро попятился назад. 5 (17) ноября он уже «в основном одобрил идею немедленного захвата Босфора». 12 (24) ноября российское правительство заявило о своем согласии на созыв конференции послов и, следовательно, возможное обсуждение мер давления на Порту, но так… чтобы не «обижать» султана[1729]. К середине ноября до Петербурга добрался Нелидов и стал развивать свой план немедленного захвата Верхнего Босфора, который 18 (30) ноября изложил в записке, представленной императору.

«Почти неизбежное вооруженное вмешательство великих держав в турецкие дела», по словам Нелидова, заставляло Россию торопиться с решительными действиями в проливах[1730]. Аналогичные донесения военному министру слал в то время из Константинополя и полковник Пешков[1731]. Однако о «неизбежности» вооруженного вторжения великих держав на берега Босфора и Дарданелл можно было говорить в то время с очень большой натяжкой. К этому склонялась одна только Англия, и то в качестве лишь коллективной меры великих держав. Нелидов явно сгущал краски, добиваясь принятия своего плана.

«Занятие нами Верхнего Босфора, — писал он, — и открытие Дарданелл для военных судов всех наций, с нейтрализацией этого пролива и обезоружением его берегов, представляли бы самое для нас выгодное, при настоящих условиях, разрешение вопроса о проливах…»[1732]. Примечательно, что это в основном совпадало с позицией Солсбери, высказанной 16 (28) августа 1896 г. в ответ на запрос кайзера Германии о позиции английского правительства в отношении проливов. Англия, по словам Солсбери, удовлетворилась бы открытием лишь Дарданелл[1733]. Но в таком варианте было совершенно понятно, в чьи руки английский премьер готов был отдать Босфор — России.

Однако в то время, когда Солсбери был расположен договариваться с российским правительством о разделе Турции и ждал соответствующих ходов из Петербурга, князь Лобанов и граф Голуховский, беседуя в конце августа 1896 г. в Вене, «сошлись на том, что, если избавить Турцию от иностранного вмешательства, она способна просуществовать еще длительное время. Поэтому они решили, что должно быть сделано все возможное для поддержания статус-кво»