По следам солнечного камня - [17]
Сембы переглянулись. Кулмас произнес спокойно:
— Ваше желание мне понятно. Однако мы уже давно не видели римлян, а сами, занятые важными делами, не совершали таких дальних путешествий, поэтому у нас имеется лишь то, что нужно нам самим…
— Так неужто мы вернемся с пустыми руками после того, как проделали такой большой путь? — возмутился Куприс. Казалось, он ожил, когда речь пошла о торговле. — Ваши дома полны всякого добра, могли бы и поделиться! Мы хорошо заплатим!
— Почему ты говоришь, что от вашего путешествия не будет пользы? — Кулмас повернулся лицом к Купрису. — Мы встретились, и в этом огромная польза!
— Поглядев друг на друга, сыты не будем!
— Как кто понимает…
Кулмас отвернулся от Куприса и вплоть до конца разговора больше не уделял ему внимания, разговаривал только с Гудрисом.
— Разумеется, — сказал он, — подумав, мы могли бы кое-что наскрести. Однако нам хотелось бы предложить вам кое-что более ценное…
Рикис окинул взором всех присутствовавших и продолжал:
— Верховный рикис сембов, бартов, нотангов и других наших родов только что оповестил нас, что через пять дней из каждого рода к нему должны явиться десять мужчин… Объявляется поход к римлянам. Я направил к нему гонца, дождемся его возвращения. Полагаю, рикис даст свое согласие, чтобы и вы отправились в путь вместе с нами…
— Мы? — встрепенулся Куприс. — Еще чего!..
— Мы согласны! — поспешно перебил его Гудрис.
— Отлично! — обрадовался Кулмас. — Ступайте отдыхать. Позднее обо всем поговорим…
Кулмас позвонил. Явился Партас и проводил их в комнату, где стояли нары, покрытые мехом.
— Что ты киваешь этому рикису? — словно ужаленный, подскочил Куприс, стоило им остаться наедине. — Кто разрешил тебе говорить за всех нас? Мы не желаем никуда отправляться! Обменяем товары — и домой!
— И ты так думаешь, Айстис?
— Я? Я согласен пуститься в путешествие…
— Так и будет! — Гудрис поднял руку. — Пока я руковожу, слушайтесь меня! Род нас снарядил, и мы совершили бы преступление, если бы не стали искать дорог, ведущих к римлянам! Одни мы не найдем этих дорог. Отправимся в путь с сембами!
Жемайты умолкли. Все решено. Больше спорить было не о чем.
Когда совсем стемнело, вошел Кулмас с масляным светильником в руках.
— Только что возвратился гонец. Верховный рикис дал свое согласие, чтобы вы ехали с нами. Рикис Нотангас ждет вас возле устья реки Вистулы. Оттуда поплывем на ладьях до земли венедов[36], а дальше поедем верхом… С собой возьмем лишь янтарь. За него римляне сейчас очень много платят. Все остальные товары оставьте у нас. После возвращения рассчитаемся… А сейчас ложитесь спать.
Кулмас ушел.
— Оставить лошадей, товары! Чтобы они без спроса шарили в наших сумках? Что за порядок такой? — не унимался Куприс.
Гудрис и Айстис ничего не ответили, поэтому Куприс вскоре замолк.
Через отверстие, прорубленное в стене, в комнату проникал белесый лунный свет. Послышались шаги, и снова воцарилась тишина.
Айстису почему-то стало тревожно на душе. Он чуть-чуть приоткрыл двери, которые вели во двор. Невдалеке послышались приглушенные голоса. Айстис стал прислушиваться.
— Отец! Куртис задумал страшное дело! Он призывает убить жемайтов!
— Что ты мелешь, Скоманте! Жемайты — мои гости! Кто посмел?
— Витингас рассказал. Он просил… Сам он не смеет…
— Тсс! Говори тише…
Скоманте говорила так тихо, что с трудом можно было разобрать:
— Куртис объясняет, что незачем показывать жемайтам дорогу в Карнунт. Сембы лишатся больших богатств, если любой, кому придет на ум, будет ездить к римлянам.
— Дурак он! Римляне богаты. Всем хватит добра! Ему не понять, что пора не ссориться, а дружить. С запада нас теснят германы, с юга маркоманы. С кем же нам дружить, если не с теми, кто близок нам по духу? У кого и боги, и язык — от одной матери? — взволнованно говорил рикис. — Такие, как Куртис, — опасные дураки! Они думают только о собственном кармане… Что еще сказал Витингас?
— Куртис послал гонцов созвать родичей. Они ночью нападут на дом гостей…
Айстис больше не стал слушать. Он быстро вернулся в комнату, в которой спали его товарищи.
— Гудрис, проснись… — тормошил старшего Айстис. — Беда!
— Что случилось? — Гудрис мгновенно вскочил и сразу схватился за меч.
Айстис вкратце рассказал о том, что он понял из разговора рикиса и его дочери Скоманте.
— Разбуди Куприса, — велел Гудрис. — В подробности не вдавайся.
Все трое оделись, забаррикадировали двери скамьями и стали дожидаться, что будет дальше.
За стеной послышались шаги.
Айстис прильнул к окошку:
— Пришли трое. Вооруженные.
— Живьем не сдадимся! — Гудрис покачал в руках тяжелый меч, словно проверяя свою силу. — Ну и дела!
— Ведь я ничего не сделал, — почти заикаясь, произнес Куприс. — С чего это они взбеленились?
Мужчины во дворе посовещались и разошлись. Один встал у дверей. Другой у окошка. Третий отошел подальше.
Проникнуть в их комнату никто не пытался. Однако жемайты не спали всю ночь. Вооруженные мужчины за ночь сменились трижды.
— Вот оно что! — уже под утро сообразил Гудрис. — Нас охраняли люди Кулмаса… Давайте приведем все в порядок. Они, чего доброго, подумают, что мы испугались. И приляжем…
"Просчет финансиста" ("Интерференция") - детективная история с любовной интригой.
В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.
История жизни необыкновенной и неустрашимой девушки, которая совершила высокий подвиг самоотвержения, и пешком пришла из Сибири в Петербург просить у Государя помилования своему отцу.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.