По следам солнечного камня - [15]

Шрифт
Интервал

— Это и будет Белая коса? — поинтересовался Айстис.

— Видимо, она, — согласился Гудрис.

— Как туда попасть? — Куприс весь передернулся. — Ведь здесь глубоко!

— Вплавь…

Гудрис велел расседлать лошадей, завернуть груз так, чтобы не намок. Затем лошадей повели в воду. Сначала они осторожно ступали по дну, но вскоре пустились вплавь, увлекая за собой грузы. Держась за вьюки, поплыли и люди.

Чем ближе они подплывали к противоположному берегу, тем интереснее он казался. Солнце, повисшее прямо над головой, так ярко освещало песок, что он сверкал. Сразу от кромки берега вздымалась целая светящаяся гора…

Лошади, почувствовав близость берега, поплыли быстрее. Одна за другой они нащупали ногами дно и выбрались на берег. С них сняли поклажу, они стали отряхиваться и валяться на песке. После вынужденного купания улеглись на песок отдохнуть и путешественники…

Отдохнув и подкрепившись, путники привели в порядок поклажу и направились по Белой косе на юг.

Айстис глядел вокруг во все глаза. Все здесь было интересно! Такой дорогой он еще никогда не ездил.

Впереди, сколько хватало глаз, пролегла полоса суши, с обеих сторон омываемая водой. В том месте, где они вышли из воды, суша заканчивалась мысом из белого песка, напоминающим язык. Песок виднелся всюду и на юге. Местами ветер образовал из него волнообразные холмы.

— Дюны, — жмурясь от яркого солнца, произнес Гудрис, — как дома… Только здесь они выше. Видимо, бог моря Бангпутис часто неистовствует…

На короткий привал остановились в низине. У небольшого водоема, в котором плавали утки, Гудрис с Куприсом стали проверять, хорошо ли держат ремни, которыми перетянуты выжи, а Айстис взобрался на песчаную гору. Нигде ни одного человеческого следа, только следы лосей[32].

Подниматься в гору было нетрудно. Лишь один раз песок так поддался, что юноша оказался в нем по пояс. Ступая осторожнее, он вскоре оказался на вершине. С нее открывалась широкая панорама: справа море и бухта, впереди несколько песчаных гор, отлогие склоны которых доходили почти до воды.

Волны набегали на берег одна за другой. Песок всюду выглядел как дерево, источенное короедом. Только в отдельных местах он, затвердев, удерживался вроде мостика от одной горы к другой. А под мостиками пенилась вода…

Айстис любовался синим морем, зеленым лесом, дюнами, на вершинах которых песок курился, словно дым над крышей нумаса. Он искал место, где удобнее спуститься с горы, как вдруг раздался грохот.

Молодой путник, словно лист, прильнул к земле и, схватившись за голову, ждал, что же последует дальше.

«Боги разгневались! Им не нравится, что мы сюда явились!» — одолевали его тревожные мысли.

Однако грохот не повторился, и Айстис открыл глаза.

— Что случилось? — послышался снизу голос Гудриса. — Откуда гром в ясный день?

Юноша оглянулся. Там, где только что был песчаный мостик, сейчас виднелись лишь пенящиеся волны.

— Мостик обвалился!

— Какой мостик? — качая головой, недоумевал Гудрис. — Спускайся вниз! Видно, ты перегрелся на солнце…

Айстис еще раз окинул взором гряду дюн и стал спускаться.

Скакать по Белой косе было интересно. Когда во второй раз солнце стало клониться к закату, впереди показался густой лес.

Путешественники остановились на опушке, где песок был смешан с хвоинками, и стали совещаться, куда повернуть. Вспомнив рассказ скальвов, что сембы живут у моря, они направились вправо.

Однако далеко отъехать не пришлось. Как только путники углубились в лес, дорогу преградили два всадника на крупных, упитанных конях. Они были вооружены длинными копьями, круглыми щитами и короткими гнутыми мечами. На головах сверкали остроконечные шлемы из блестящего железа.

— Кто такие? — спросил один из всадников на языке, которого путешественникам не доводилось слышать, но смысл они поняли. — Откуда?

— Мы жемайты[33], — ответил Гудрис, сам удивляясь, что понимает сембов. В том, что это именно они, у него сомнений не было. — Путь держим к сембам…

— Жемайты?! Мы вас никогда не видели!

— Далеко ли вы живете?

— Что везете с собой?

Сембы еще о чем-то спрашивали, но Гудрис не все понял.

— Мы везем янтарь, — ответил он, — хотим встретиться с вашими купцами.

Сембы посовещались между собой.

— Хорошо! Следуйте за нами!

Двое сембов поскакали в том направлении, откуда появились, и вскоре исчезли в лесу. Проехав небольшое расстояние между деревьями, путешественники оказались в перелеске. Впереди у продолговатой бухты в два ряда стояли дома.

— Жемайты! Жемайты! — раздавалось со всех сторон.

«Как и у нас, когда появились скальвы, — подумал Айстис. — Везде то же любопытство!»

Он заметил женщин и детей, которые разглядывали их издали, но ближе не подходили. Как только они приблизились к домам, женщины и дети скрылись в помещении. Послышался стук щеколд.

Приезжие остановились у дома, украшенного резьбой. Привязали коней к толстому бревну, положенному на камни, и открыли двери. Их встретил чуть сутуловатый мужчина с длинными седыми бровями. Его одеяние было украшено такими же блестящими пластинками, как и у других сембов. С каждой пластинки смотрели то рысь, то медведь, то бобер, вырезанные искусной рукой.


Рекомендуем почитать
Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.


Параша Лупалова

История жизни необыкновенной и неустрашимой девушки, которая совершила высокий подвиг самоотвержения, и пешком пришла из Сибири в Петербург просить у Государя помилования своему отцу.


Раскол дома

В Истерли Холле подрастает новое поколение. Брайди Брамптон во многом похожа на свою мать. Она решительная, справедливая и преданная. Детство заканчивается, когда над Европой сгущаются грозовые тучи – возникает угроза новой войны. Девушка разрывается между долгом перед семьей и жгучим желанием оказаться на линии фронта, чтобы притормозить ход истории. Но судьба преподносит злой сюрприз: один из самых близких людей Брайди становится по другую сторону баррикад.


Война. Истерли Холл

История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.


Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове

Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.