По следам фальшивых денег - [7]

Наконец удача улыбнулась отставнику. В мае 1908 года он нашел в письменном столе Лемана пять квитанций казенного ломбарда на какие-то медали.

Осташков долго добивался разрешения обозреть залоги, и только 7 июня ему это удалось.

Сопоставив заложенные медали с теми, что должны были храниться в Лобановском зале Зимнего дворца, настырный библиотекарь обнаружил, что одна из них – золотая медаль в память столетнего юбилея Министерства внутренних дел – заменена на позолоченную копию.

Осташков показал свою находку Щеглову, после чего заведующий библиотекой наконец-то ему поверил. Стали проверять другие медали и обнаружили, что поддельными заменены практически все. Доложили по начальству, и машина розыска завертелась.

Следствие выяснило, что Леман украл множество редких гравюр, литографий, золотых медалей, ценных книг, рукописей и акварелей. Ему даже удалось утащить из Зимнего дворца довольно внушительную золотую, украшенную бриллиантами крышку альбома с видами Константинополя, поднесенного Его Императорскому Величеству турецким султаном. Библиотекарь увел и восемь бриллиантов с портрета болгарского княжича Бориса.

Леман сразу же сознался в содеянном. Он рассказал о том, что в период с 1904 по 1908 год украл, а потом частью заложил, а частью продал на лом почти все собрание золотых медалей, принадлежавшее государю императору, подменив их позолоченными фальшивками. Так же он поступил и с некоторыми золотыми и платиновыми монетами из коллекции царя. Не отрицал он и кражу крышки с альбома и бриллиантов, снятых с портрета княжича. Он утащил золотой перстень с сапфирами, множество литографий, в том числе литографированных портретов царской семьи.

Всего от продажи похищенного Леман выручил более 20 000 рублей. Свое преступление Леман объяснял стесненными жизненными обстоятельствами.

После этих признаний практически весь личный состав сыскной стал рыскать по ломбардам, книжным магазинам и букинистическим лавкам, обыскивал квартиры частных лиц и присутственные места. Найденные раритеты свозили в Литейную часть. Смотритель полицейского дома хватался за голову, костерил на чем свет стоит сыскную и всех на свете библиотекарей, затем освободил одну из камер и велел складывать вещественные доказательства туда. Он учредил у этой камеры круглосуточный пост, дверь ее открывал и закрывал только собственноручно, а ключ от нее повесил себе на шею и не снимал его, даже когда ходил в баню.

Публика по делу проходила все интеллигентная, богемная, кололась быстро, поэтому концов обнаружилось столько, что Филиппов был вынужден начертить на большом листе бумаги целую схему и ежевечерне после совещания исправлял ее и дополнял, внося новые фамилии, адреса и названия книг, гравюр и монет. Несмотря на успехи, работы предстояло еще много.

* * *

Как-то после утреннего совещания Филиппов попросил Кунцевича остаться. Когда остальные чиновники покинули кабинет, начальник сказал:

– Мечислав Николаевич, по библиотечному делу надобно проверить одного человека. Тайный советник Кухарский Павел Викентьевич, член совета министра путей сообщения, известный коллекционер гравюр, литографий и иностранных книг. Осташков видел его несколько раз в кабинете у Лемана. Я думаю, неспроста он туда ходил. Кроме вас, эту проверку проводить некому. Сами посудите: Мищуку поручить? Он, конечно, чиновник способный, но будет переть на рожон. Алексееву, Петровскому, Бубнову? Эти и вовсе не годятся, им только мазуриков колоть. Тут ведь и происхождение важно, тайный советник с крестьянином совсем по-другому, нежели с дворянином, разговаривать будет. А породу он сразу увидит. А вы дворянин, потомственный, все тонкости политеса знаете. Да и Зимний в вашем районе, так что действуйте.

* * *

Тайный советник жительство имел в доме 9 по Забалканскому проспекту. Кухарский был не только чиновником особых поручений при министре путей сообщения, но и преподавал в ведомственном институте, в связи с чем ему и была положена казенная квартира.

Когда горничная проводила его в гостиную и пошла докладывать хозяину, Кунцевич огляделся и удивился, прямо скажем, небогатой обстановке. Готовясь к визиту, он узнал, что тайный советник обходился услугами горничной и кухарки, своего выезда не имел, занимал скромные четыре комнаты.

Все стены гостиной были увешаны литографиями и гравюрами, они висели так плотно, что невозможно было определить рисунок обоев. Ожидая хозяина, Кунцевич разглядывал картинки.

В комнату вошел высокий худой человек лет шестидесяти, с седой бородой. Одет он был по-домашнему – в короткий халат, просторные брюки и тапочки.

– Чему обязан? – несколько высокомерно спросил он.

– Ваше превосходительство, я коллежский асессор Кунцевич, чиновник для поручений сыскной полиции. Имею отдельное поручение судебного следователя санкт-петербургского окружного суда коллежского советника Александрова провести дознание по делу о краже из библиотеки его величества. Ваше превосходительство, я буду краток, насколько это возможно. У следствия есть веские основания полагать, что часть похищенных гравюр находится в вашей коллекции. В связи с этим мне поручено произвести у вас обыск. На улице ожидает участковый пристав с городовыми. Целью обыска является отыскание похищенных гравюр и литографий. Я в искусстве не силен, поэтому буду вынужден изъять все гравюры и литографии, которые обнаружу в вашей квартире, естественно, с подробнейшей описью. Все изъятое я сдам следователю, а он пригласит сведущих людей, и они уже определят, что ваше, а что государя нашего императора. На это уйдет, я думаю, не более месяца-другого. Правда, из-за дефицита помещений вашим вещам придется находиться в одной из камер Литейной части, но там на-дежная охрана – стоит городовой. Вы, конечно, можете жаловаться, но уверяю вас, что, во-первых, все в рамках закона, а во-вторых, когда украдены вещи самого государя, от ваших жалоб вам пользы не будет. Вред возможен.