По следам фальшивых денег - [9]

Филиппов достал из коробки сигару, не спеша закурил:

– Федор Григорьевич, о происхождении гравюр вы не знать не могли.

– Я не…

– Я вас прошу меня не перебивать. На листах отчетливо видны штампы императорской библиотеки. Вы, прежде чем купить гравюры, обязательно их проверяли на предмет подлинности, и просто не могли не заметить штампов. Значит, о краже знали. А за покупку краденого срок полагается.

– Я не знал.

– Ну, это вы присяжным рассказывать будете. Может быть, они вам и поверят. Хотите испытать судьбу?

– А что, этого можно как-то избежать? – Мылов посмотрел в глаза Филиппову.

Тот нимало не смутился:

– Если нельзя было бы, стал бы я с вами разговоры разговаривать? Конечно, можно. Мечислав Николаевич мне доложил, что протокола пока не составлял. У вас два варианта: мы сейчас пригласим понятых и оформим протокол. Или же дадим вам лист бумаги, и вы напишете объявление[6]: так, мол, и так, купил несколько гравюр, увидел на них государевы знаки – и сразу в сыскную, добровольно выдавать! Какой вариант выбираете?

– Конечно, второй. Для этого, видимо, понадобятся средства? Но у меня их не так много. Деньги все, знаете ли, в обороте, и вынуть их оттуда скоро нельзя. Но я могу товаром. У меня есть очень редкие дорогие книги!

– А кто тут говорил о деньгах? Денег нам с вас не надо, нам государева жалованья хватает. За второй вариант мы потребуем услуг иного рода. Вам надо будет встретиться с Рундальцевым и расспросить, откуда он взял гравюры. Согласны?

– Шпионить я не буду! – потупив голову, ответил книжник.

– А вас шпионить никто не заставляет. Вас просят узнать, кто подставил вашего товарища, кто продал ему похищенные у государя гравюры. Я вам даю слово, что мы сделаем все возможное, чтобы ни у вас, ни у Рундальцева в связи с этим делом не было никаких проблем. Ежели, конечно, вы оба не причастны к краже. Ну так как? Ночевать домой пойдете или в Спасскую часть?

Колебался Мылов недолго:

– Домой.

– Вот и хорошо. Я свое слово сдержу, в себе я уверен, а вот в вас нет, поскольку вижу вас в первый раз. Поэтому сделаем так. Протокол Мечислав Николаевич все же составит. Понятыми пригласим людей надежных, которые ни в жизнь не проболтаются. Протокол этот я положу в свой стол. Вместе с вашим объявлением. Когда поговорите с Рундальцевым, я при вас протокол порву. Вздумаете нас обманывать – порву объявление. И еще. Вы сейчас же должны сказать, кому продали другие гравюры.

* * *

Через три дня Кунцевич вновь зашел в магазин Мылова.

– Федор Григорьевич, добрый день! Как торговлишка? – весело поприветствовал сыщик книжника.

Букинист скривился:

– Спасибо, ничего. Не будем тянуть кота за хвост. Разговаривал. Он приобрел гравюры у некоего Шлот-гауэра, писца библиотеки Зимнего дворца.

– Вот как! – Кунцевич радостно присвистнул. – У Рундальцева остались еще какие-либо вещи, купленные у Шлотгауэра?

– Я не знаю. Во всяком случае, мне он больше ничего не предлагал.

– Ну что ж, Федор Григорьевич, как только я закончу дознание, мы опять встретимся и порвем протокол. Я надеюсь, вам не надо повторять, что все наши с вами разговоры должны остаться тайной, ведь прежде всего это в ваших интересах?

– Не надо, не повторяйте.

* * *

При обыске у Шлотгауэра нашли кое-какие мелочи из царской библиотеки. Несмотря на это и показания такого уважаемого свидетеля, как придворный живописец Рундальцев, Шлотгауэр вину свою отрицал. Это обстоятельство, впрочем, не помешало следователю выписать постановление о заключении Шлотгауэра под стражу.

* * *

5 июля 1908 года в столичную сыскную полицию поступила телеграмма от начальника сыскной части Ростова-на-Дону коллежского регистратора Блажкова, в которой последний сообщал о том, что ювелир Канторович доставил ему серьги и кольцо с бриллиантами, в точности совпадающие по внешнему виду с описанием и рисунками похищенных у Гордона. Установлено и лицо, отдавшее гарнитур на комиссию. Блажков просил указаний. В Ростов полетела телеграмма: «Принять меры к розыску другого похищенного Гордона имущества тчк чиновник сыскной выехал». Маршалк, заменявший находившегося в отпуске Филиппова, отправил в Ростов Кунцевича. Поскольку командировка получилась внезапной, прогонных, суточных и на путевые издержки коллежский асессор не получил и ехать пришлось на свои.

– Я подготовлю ходатайство, Мечислав Николаевич, но его разрешение займет около недели, как только деньги получим, так сразу вам и вышлем, – виновато говорил помощник начальника сыскного отделения.

Кунцевич усмехнулся:

– Знаю я, как эти ходатайства разрешают. Вы уж, Карл Петрович, как деньги получите, так пошлите их телеграфным переводом, а не почтовым, у меня своих-то в обрез.

Чиновник для поручений заскочил домой, привычно собрал дорожный саквояж, облачился в новенький чесучовый костюм и канотье и помчался на вокзал.

Отправился он на скором, беспересадочном, со спальными вагонами. Поезд вышел из Петербурга в половине девятого вечера, и в половине девятого утра приехал в Москву.

В Первопрестольной поезд стоял три часа. На Земляном Валу Кунцевич нанял извозчика и приказал везти его в Большой Гнездниковский.