По следам фальшивых денег - [6]

. – Кунцевич указал на скромно сидевшего в дальнем углу кабинета начальника летучего отряда Петровского. – Леонид Константинович осмотрел инструмент и сказал, чей он. Это работа некоего Андриадаки, греческого подданного, проживающего в Ярославле, Леонид Константинович там с ним и познакомился. Андриадаки раньше был отчаянным взломщиком, но сейчас по старости от дел отошел и занимается изготовлением инструмента. Первостатейный мастер, славится не только в империи, но и за границей.

– За всю Европу говорить не буду, но в Австро-Венгрии точно, – вставил со своего места Петровский.

Кунцевич продолжил:

– Игнатьев нашел извозчиков, отвозивших троицу от Гостиного двора. Грабители наняли две пролетки без ряды[5] до Николаевского вокзала.

– Полагаете, уехали? – поинтересовался начальник.

– Скорее всего, уже уехали, но не утром и не с Николаевского. Господа эти – люди опытные. К краже готовились долго. Об этом говорит и набор инструментов, и то, что они знали о заделанной двери, и то, что ставню нарочно сломали, чтобы Воронов ее не закрыл. А на двери такой замок, который даже я за полминуты перочинным ножом открою. А раз люди опытные, то знали, что мы допросим сторожей и найдем извозчиков. На Троицу, в восемь утра, когда большинство магазинов закрыто, их у Гостиного двора два-три стоит, и все сторожам известные. Могли сделать вид, что уезжают, чтобы мы их в городе не искали. Судя по описанию сторожа Зотова, работали гости с юга – армяне, бакинские татары, греки. Задумали и исполнили все блестяще: в предпраздничной толчее незаметно сломали ставень на двери в писчебумажном магазине, для этого достаточно петлю аккуратно фомкой поддеть. Вечером, после ухода Воронова, открыли лавку и затаились в ней до закрытия всего Гостиного двора. Ночью они разобрали стену в том месте, где раньше была дверь. Ограбили магазин, и утром, как только открыли двери галерей, ушли. Рассчитывали, что в Троицу в лавках никого не будет и кражу обнаружат только завтра. Если бы Зотов дверь не подергал, мы бы с вами сейчас не здесь сидели, а продолжали бы праздновать. А за сутки из столицы уходит несколько десятков поездов и пароходов. Да и доехать за это время можно аж до Берлина. Но мне кажется, что, несмотря на то что кража обнаружена сразу же, раскрыть ее «по горячим следам» не удастся. – Чиновник для поручений вздохнул: – Нам известен состав шайки – трое мужчин южной наружности. Я думаю, действовать надобно как обычно: с описи снять копии, с рисунков – фотографические снимки, немедленно разослать их по всем банкам, ломбардам и крупным ювелирным магазинам не только обеих столиц, но и всей империи. Дать надзирателям поручения послушать, что говорят о краже понизу. Послать кого-нибудь – я предлагаю Игнатьева – в Ярославль, к Андриадаки. Ну и ждать. Вещи рано или поздно всплывут.

Филиппов побарабанил пальцами по столу:

– Лучше бы рано. Мне уже телефонировали из разных высоких мест. Мечислав Николаевич, земля ваша, вы этой кражей и занимайтесь. Все, что сказали, – исполняйте. Алексей Иванович, – обратился Филиппов к делопроизводителю, – готовьте циркуляр о розыске вещей, всем чиновникам – напрячь надзирателей и агентов. Пусть обратят особое внимание на мазуриков с юга и на поляков, их мы все-таки со счетов сбрасывать не будем. Игнатьев пусть готовится в Ярославль, получает командировочные. За работу, господа.

* * *

Андриадаки молчал. Не отпирался, не выдумывал разных историй, а просто молчал. Не отвечал ни на один вопрос. Игнатьев бился с ним три дня, потом, поняв, что старого вора разговорить никакими средствами не удастся, плюнул и вернулся в Питер. Сведений снизу получили минимум. «Обчество» шептало, что греки неплохо поднялись. Но что за греки и где их искать, выяснить не удалось.

А вскоре дознание по делу о краже у Гордона Кунцевичу и вовсе пришлось отложить, так как его вместе со всей сыскной бросили раскрывать другое, очень важное преступление – из библиотеки Зимнего дворца было вынесено множество ценного имущества.

По штату заведующему Императорскими библиотеками камергеру Щеглову полагалось два помощника, один из которых был старшим. Эту должность уже не один десяток лет занимал библиофил, член Кружка любителей русских изящных изданий, коллежский советник Леман. Должность второго помощника с 1905 года замещал герой последней войны подполковник Осташков. В сражении под Мукденом он был серьезно ранен в голову, долго лечился в Петербургском военном госпитале, к строю стал непригоден и за свои заслуги сразу после выписки был назначен в библиотеку.

По словам Осташкова, уже непосредственно после назначения на должность он заметил, что Леман «двуличный человек, занимающийся тайными делами». Осташков неоднократно докладывал об этом заведующему библиотекой, но тот, как впоследствии показывал Осташков, «находясь под влиянием оккультизма», оставлял эти заявления без последствий. На самом деле заведующий считал, что все эти жалобы – результат тяжелого ранения подполковника.

Но Осташков не успокаивался. Он лично стал следить за Леманом, вскрывал его стол, рассматривал содержимое случайно забытого кошелька и тому подобное.