— Это у вас тут стоят эти… стеллараторы? — спросила Алёна, припомнив школьный учебник.
— Нет, — мотнул головой Тим. — Стеллараторы стараются использовать в безвоздушном пространстве. Там ущерб для экологии минимален, если вдруг что, по причине отсутствия экологии. У нас — два токамака и газотурбинный цех. И взорвётся всё это лет через двадцать, когда следить перестанут.
Алёна отметила странную манеру разговора: Тим объяснял про события отдалённого будущего так, будто они уже давно случились, и после этого прошло полвека. Но она не стала расспрашивать, а потом забыла.
У проходной они попрощались, и Тим сказал, что сам найдёт её, но только в поезде, отмахавшем изрядно километров вниз к Нижнему Городу Алёна вдруг поняла, что забыла дать Тиму адрес своего аккаунта в информе…
Вечер пах магнолией, ночной фиалкой и снова полынью. Сквозь открытые окна вливался прохладный воздух: ночью над городом прошёл ливневой дождь, умыв улицы и поникшую в последние жаркие дни зелень.
Алёна решала задачки на своём терминале. Отвертеться было нереально, мама пообещала перед сном просмотреть домашние задания. Сама она вытянулась в любимом кресле-качалке и барствовала, читая репринт бумажной книги. Бумажные книги были редкостью, стоили как крыло от шаттла, но у мамы была к ним какая-то, можно сказать, не вполне нормальная любовь. Она бережно собирала библиотеку, в которой хранились экземпляры, увидевшие свет ещё до космической эпохи Человечества, до основания Института, в такой тьме прожитых лет, что воображение пасовало, пытаясь представить жизнь тех людей в той эпохе…
На стене бормотал информ-канал, выведенный в режим проекции с маминого личного терминала. Шла передача, посвящённая изменению климата: год за годом всеобщее похолодание отвоёвывало новые позиции. С начала прошлого столетия в целом среднегодовая температура на планете понизилась на один градус Цельсия; каждое следующее десятилетие оказывалось неизменно холоднее предыдущего. Площадь поверхности арктических льдов увеличилась на треть, по сравнению с прошлым столетием.
Планета уверенно шла в сторону ледникового периода, который обещал быть жестоким и долгим.
Информ показывал Обскую губу Карского моря: завораживающее зрелище. Ледяные поля до горизонта, под синим колпаком неба. И тут же справкой шли кадры, каким было Карское море пятьдесят лет назад, сто лет назад, двести. Впечатляющая разница!
— Сто лет назад на побережье цвели яблоневые сады…
Красивая картинка из архивов. По-настоящему красивая! В те времена никто не верил в глобальное оледенение, хотя учёные уже били тревогу. Ну, что ж, прошло двести лет…
Ведущий рассказывал об экспериментальной делянке факультета прикладной генной инженерии растений: молодым учёным совместно с выпускниками биологического лицея номер семьдесят удалось адаптировать — разумеется, всего лишь частично! — паранорму пирокинеза к деревьям; плеваться огнём новые создания рук человеческих, разумеется, не стали, но они теперь могли согревать себя сами в зимний период, а в период активной вегетации легко переносили низкие температуры, смертельные для их немодифицированных собратьев.
Камера дала крупный план — небольшое деревце в розовой пене лепестков растёт буквально из сугроба, а вокруг него регистрируется «зонт» из тёплого, по сравнению с окружающей средой, воздуха. Алёна с изумлением узнавала научные термины, почерпнутые из списка литературы, полученного от Тима. Их в передаче, впрочем, было немного, как раз на том уровне, чтобы неподготовленный человек не потерял интереса.
— Доминанта Смеховой! — не удержалась Алёна от изумления. — Они что, совместили геном растения с человеческим?
Мама посмотрела поверх страниц своей книги. Долго смотрела, строго. Потом сказала:
— Вот, значит, куда, помимо сетевых игрушек, сливается оставшееся до аттестации время.
— Но, мам! — возмутилась Алёна. — Интересно же!
— Именно перед экзаменами интересно стало, — отметила мама. — Как будто ты их уже сдала и можешь теперь позволить себе развлекаться.
Алёна промолчала, возразить было нечем.
— На будущее: не связывайся с Институтскими профессорами. А то ты, смотрю, зачастила к одному такому на его лекции в Экспо… Смотри мне, не влипни.
— Во что? — прямо спросила Алёна.
— В контракт на развитие какой-нибудь новой генетической линии!
Алёна обдумала мамины слова. Спросила осторожно:
— А что плохого?
— А что хорошего? — вопросом на вопрос возразила мама. — Вот будет тебе счастье с искалеченным малышом, тогда как? Твоё ведь, твой ребёнок будет, и — всю жизнь под колпаком генетических лабораторий. Да, ради науки, ради прогресса. Но я бы не хотела, чтобы мой внук или внучка жили так.
— Я пока не собираюсь ребёнка, — уверенно сказала Алёна.
— Вот и славно, — кивнула мама, возвращаясь к книге. — Рано тебе ещё.
Экран под красивую музыку показывал ряды тонких розовых деревьев, доверчиво тянувших руки-веточки к пронзительному, даже на взгляд холодному, синему небу со злой монетой беспощадного белого солнца в зените.
— Итак, яблоня снова возвращается на свои прежние угодья, — вещала передача.
— Мёртвому припарка, — хмуро прокомментировала мама, не отрываясь от книги.
