По небу полуночи ангел летел - [8]

— Я ничего не боюсь, мой капитан… Любовь всегда угодна Богу.

Она отбросила одеяло, приподнялась, соблазнительно изогнувшись русалочным телом, фантастически облитым лунным светом, и задорными, вызывающе торчавшими сосками прижалась к волосатой груди Ярослава.

Черный крест давно покинул лик луны, а эти двое в неистовом остервененье все любили и любили друг друга.

Потом они, опустошенные, лежали навзничь, отодвинувшись, но ощущая снизошедшие на них единство и общность.

— А я ведь женат, — соорудив на лице невидимую глупую улыбку, признался капитан.

— Знаю, — спокойно отозвалась Ремида. — Странно если б было иначе. Такие мужики, как ты, одинокими не бывают. Одиночество — удел неполноценных.

— Почему остановилась на шоссе? — спросил Ярослав. — Ведь ты и видела меня лишь со спины. И надо же — профессию угадала.

Ремида хихикнула.

— Ты чего? — спросил он.

— Когда-нибудь сниму, как ты идешь, на видео, посмотришь сам, какая у тебя походка. За милю видно, что моряк.

— А как же поняла все остальное?

— Интуиция, капитан… Это ведь особый вид знания. Такое, что не поддается расшифровке, его нельзя и в символах каких-то записать. Но это нечто существует. Виртуальное знание, одним словом. Понимаешь?

Про интуицию Ярослав знал и верил в нее, а вот последнее слово не понял, но спросить постеснялся. Эта девчонка по возрасту Майке его, дочке старшей, ровесница, а то и помладше будет, а вот поди ж ты, знает такое… Он, разумеется, при удобном случае и в словарик заглянет, все ж таки в университетах обучаться не пришлось, вины его в том нету, но сейчас никакого верху ее не позволит, даже в пустяках. Мужик он или нет…

— Вот ты сказал, почему остановилась и как бы выбрала тебя, — задумчиво произнесла Ремида. — И все бы вроде так… Не захочу — никто меня любить другого не принудит. Но Аристотель говорит: «Кто по природе принадлежит не самому себе, а другому, и при этом все-таки человек, тот по своей природе раб». Женщина не может принадлежать только самой себе, она обязана принадлежать мужчине, как часть принадлежит целому. Пусть не мужчине, иначе феминистки выдерут мне волосы, назовем господином женщины семью. Но всегда скреплял ее мужчина. Мы свергли отца с пьедестала почета и оказались в еще более униженном состоянии, рабы без заботливого хозяина. А те, кто разрушает семью, натравливает детей на родителей, подрывает основы отечества.

Капитан молчал. По правде говоря, он к умным разговорам с женщиной в постели не привык и относился к этому критично. Но слова Ремиды заумью не показались, Ярослав и сам так думал, может быть, иначе складывая собственные размышления.

— Хочу ребенка, — сказала вдруг Ремида. — От тебя, капитан.

— Наверно надо выйти замуж, — неуверенно произнес он. — Вон ты какая… Хоть на выставку красоты и умница притом. Небось, наш брат за тобой табуном ходит.

Она тихонько засмеялась, подняла руку и шаловливо растрепала ему волосы.

Потом нежно провела ладонью по груди.

— Ваш брат меня боится, капитан… Скажем, ты, герой-мужчина, а ведь тоже был настороже.

— Немного, — улыбнулся Ярослав.

— Вот видишь… Все мы запуганы, капитан. Но это я уже в другом, глобальном смысле. И каждый день вокруг меня духовные кастраты-импотенты, расчетливые дельцы либо хлюпики-слюнтяи вроде Янковского в «Полетах во сне и наяву». Видел?

— В море, наверно, был…

— Как родить мне от такого? От мокрицы не забеременеешь орлом… А теперь скажи: я хочу, чтоб у тебя был мой ребенок. Для меня, так важно, чтоб ты это произнес.

Капитан послушно повторил.

Наступило утро.

Еще не открыв глаза, Ярослав знал, что Ремиды нет рядом. Он испугался, почудилось, будто приснилось, рывком приподнялся и услышал ее голос:

— Самовар закипает, и завтрак ты заработал, капитан…

Потом они отправились гулять, деревню осмотрели, спустились к озеру. Купаться не рискнули, подул холодный ветер, а небо было ясным, в затишье ласково их лиц касалось солнце, покой и умиротворение как будто поселились в тронутой багрянцем окрестной чаще.

Они собирались уезжать, когда пришел проститься и благодарить за мясо сосед, высокий, костистый старик с висячими, как у запорожца усами.

— Знакомься, Ярослав, мой добрый опекун и друг-товарищ, дядя Нестор, — представила Ремида. — Был лесником, берег природу, теперь вот арендатор. Пока один, но сыновей уже из Рыбинска сманил. Приедут скоро.

— А завтра уж, Ремидушка, и будут, — сказал старик и ласково взял женщину за локоть. — А то останьтесь на денек, с сынами познакомлю.

— Дела, Нестор Иванович, Москва нас ожидает, а капитану и подавно уже невмочь, Министр его желает завтра видеть.

— Тогда конечно, — согласился дядя Нестор. — Каждому свое…

— Привет твоим сынам, увижу их позднее. Пусть засучают рукава и истребляют дух разрушения, который с таким тщанием прививали крестьянству. А нам пора…

У Синего камня остановились. Камень был большой и необычного цвета, рядом высился треножник, а на нем доска с надписью: «Этот камень — олицетворение Бога Ярилы. В 1778 году как предмет языческого культа сброшен в озеро. Но через 70 лет снова оказался на берегу».

— Озеро, небось, отступило, — сказал капитан.