По метеоусловиям Таймыра - [35]

– Оглушил, – поднимаясь, пробурчал Солонецкий. – Стволы не разорвало?

– Да, крепковато, – потирая плечо, сказал Ладов. – Но я его добил.

Они сделали несколько шагов и услышали звуки, напоминающие отрывистый стон. Заваливаясь и, казалось, отталкиваясь крыльями от снежных застругов, гусь медленно летел к лесу.

– Варвары мы, – после паузы произнёс Ладов, вспомнив разговор с Ольгой Павловной. – Дай попить – в горле пересохло.

– Держи, – Солонецкий протянул флягу.

Затем сделал несколько глотков сам и пошёл вперёд.

– Обществу всегда нужны отдушины, какая-нибудь глобальная забота, отвлекающая от более мелких. Раньше мы считали, что мало берём от природы, теперь – что много, – на ходу говорил Ладов. – Со временем всё встанет на свои места без наших воплей, но иногда думаешь: может, действительно не прав ты, человек, может, надо с самого начала не так жить… Может, цивилизация, прогресс – это путь к самоуничтожению?.. Нина кактусы завела три года назад. Мексиканские. Модно… Всё маленькие были, а незаметно вымахали по метру. Попросил выбросить, а она говорит – не могу, живые. Так и стоят, колются…

Выбрались на пригорок.

Обернувшись, Ладов окинул болото взглядом и ощутил беспричинный страх.

Он торопливо нагнал Солонецкого и пошёл след в след, успокаиваясь и думая, что похвастаться по возвращении будет нечем, целый день Солонецкий таскает его по тундре, а в рюкзаке пара вальдшнепов.

– Пришли, – прервал его мысли Солонецкий. – Костёр разожги, я пройдусь, посмотрю…

…Вернулся он минут через двадцать.

Молча подсел к костру, снял сапоги, вылил из них воду.

– В промоину заскочил. Завари-ка, Саша, чайку покрепче.

Ладов высыпал в котелок остатки чая, разлил тёмно-золотистый напиток в кружки. Чай был горьким, вяжущим, но с каждым глотком бодрящее тепло расходилось по телу.

– Совсем забыл, – хлопнул Ладов себя по лбу, – Нина тебе подарок передала…

– Как она?

– Ничего, нормально.

– Неделю ты здесь, а мы всё не поговорим как следует.

– Миссия у меня, сам понимаешь…

– Бог с ней, с миссией. Что там слышно, урежут нам на будущий год финансирование?

– Давай не будем о делах, – поморщился Ладов, и Солонецкий понял: тот что-то скрывает.

– Уехать отсюда не хочешь? – после затянувшейся паузы спросил Ладов и пожалел о сказанном.

Солонецкий понял его вопрос так, как надо.

– Я человек подневольный. Снимут и здесь оставят – буду работать. Переведут – тоже буду работать.

Ладов поворошил прутиком угли, предложил:

– Давай я с Ирой поговорю, всё-таки вы столько лет…

Солонецкий перебил.

Быстро, напористо заговорил о нуждах стройки, о том, что не хватает техники, денег, надо людей увольнять, а это не материк, где на каждом углу объявления «требуется», здесь своя специфика, свой мир, в котором одна фирма, одна работа, остаться без дела – значит, уезжать, покидать привычное, необходимое, об этом, кстати, ни в каких перспективных планах ни слова.

Ладов не слушал.

– Я здесь женщину встретил, – вдруг сказал он. Поспешно пояснил: – Приятная собеседница. Ленинградка, профессиональный художник, а сидит у тебя дежурной в гостинице. Живёт в общежитии… Юра, а ведь художников у тебя на стройке нет. Не используешь ты творческих работников… Доска почёта тусклая, фотопортреты, словно лубочные картинки, не поймёшь, жив этот человек или уже почил. Закажи-ка ты ей портреты…

– Некогда, – недовольно отозвался Солонецкий. – В целлофан заворачивать, бантики завязывать не умею.

– Об этом молчать надо, а ты гордишься. Настроения не чувствуешь, от требований времени отстаешь.

– Устарел, – согласился Солнецкий и вздохнул. – Устарел я, только вот начальство меня всё больше за новшества бьёт, в нетерпеливых держит… Что у вас там, свежим ветром подуло?

Солонецкий угадал. Месяц назад в главк пришёл новый начальник и перевернул всё с ног на голову. То, за что прежде били, снимали, понижали, растаптывали, стало прогрессивным, свидетельствовало о самостоятельности, умении мыслить. Неукоснительное соблюдение инструкций – дурным тоном. Только благодаря своей гибкости Ладов сумел сориентироваться и удержаться на месте – единственный из замов, остальных проводили на пенсию или в низовые управления. На их места пришли уверенные, довольно молодые люди. Брались за дело они цепко, с улыбкой обходя запретное. Сама атмосфера в главке изменилась, стала динамичной и улыбчивой.

Перед отъездом у него состоялся неприятный разговор с начальником главка. Тот был недоволен и не скрывал этого. И только кандидатская степень Ладова оттягивала понижение или полное изгнание. На всякий случай Ладов присмотрел себе место в НИИ, переход был бы безболезненным, но всё же он уходить не хотел. Вот поэтому он должен был не только разобраться в ситуации на стройке и высказать своё мнение, но почувствовать все оттенки отношения нового начальства к Соловецкому, догадаться, куда его прочит начальник главка – в устаревшие и несправившиеся или в современые и нужные. Догадаться и попасть точно в «яблочко». Промаха ему не простят.

Но об этом говорить нельзя, и Ладов сделал вид, что не расслышал вопроса.

– Солонецкий, – сказал он, – помоги хорошему человеку. Зовут её – Ольга Павловна…