По маршруту 26-й - [23]
И точно. Сооружение здесь кончалось. Нога ткнулась во что-то острое — это уже металл. Что-то наподобие краника. Только огромное. Огромный кран, через который можно накачивать эту бочку, через который можно выпускать ее содержимое.
Вспомнил вдруг о времени. Находиться за бортом можно только строго ограниченное время. А ведь еще так долго придется возвращаться в лодку. Назад! Скорее назад! Вдоль по сигнальному концу.
Как давит голову и как трудно дышать! Неужели кислород уже кончается? Неужели не рассчитал?
Показалось, что теряет сознание. Но прикрикнул на себя, как на молодых матросов иногда покрикивал. Сказал: «Шагай!» И, собирая в кружок сигнальный конец, неторопливым, экономным шагом водолаза пошел за ним туда, куда он, сматываясь, будто тянул, будто вел.
IX
Чем говорили кузовков и Хватько по партийной линии, сидя скромненько за столом в углу кают-компании, осталось тайной. Но что по линии строевой замполит наказал минера, тайны не составляло; старший лейтенант и сам того не скрывал.
Доктору было известно, почему замполит рассердился на командира минно-торпедной части. Когда передавали по трансляции короткие последние известия, записанные радистами, кто-то из торпедистов спал.
Передавать последние известия по боевой трансляции — такую роскошь позволяли себя не каждый день. Тем более что записать передачу с родной земли в этом отдаленном районе океана, отличавшемся частыми радиобурями, составляло для радистов нечто героическое.
Сабен, понимая, что наказан минер вполне заслуженно, все же, как мог, утешал Хватько. Рассказал даже ему анекдот и другой.
Но анекдоты были старые, даже блестяще поданные, они не развеселили старшего лейтенанта. Но тут Сабен вспомнил самый последний, который привез на корабль в день выхода в море. О зайце, пропашем без вести. Этот анекдот рассмешил Хватько.
Пришел Батуев и тоже посмеялся. Вышел из своей каюты командир — доктору пришлось повторить анекдот. Кузовков появился — тоже хохотал. Михаил Иванович хохотал заразительно: человек с самым грустным настроением заулыбается, если рядом хохочет Кузовков.
Замполит спросил потом у офицеров, какую кинокартину предложить сегодня личному составу: «Чапаева» или «Карнавальную ночь»? Иные кинокартины (их было около десяти) наскучили и не «прокручивались».
Все высказались за «Чапаева». Эту картину знали тоже всю: от начала и до конца, кадр за кадром. Но высказались за нее потому, что среди всех других, надоевших, лишь она еще печалила и радовала, заставляла волноваться за своих героев, будила высокие чувства.
Домой! Уже ложились на обратный курс…
Много говорили о предметах, обнаруженных водолазами на отмели возле маленького острова. На глубине стояли, удерживаемые сильными якорями, громадные емкости горючего.
На емкостях не нашли знаков, говоривших о принадлежности подводных запасов горючего какой-то стране, каким-то фирмам.
Замполит, который призван в трудных случаях объяснить ситуацию, обосновывать то или иное решение командира, высказался предположительно: «Эти запасы для нужд какой-нибудь океанической экспедиции…» Хватько без труда укладывал замполита на лопатки, задавая вопрос: «А к чему такие тайны?»
Неторопливый в суждениях Батуев заметил, что подобные склады — не от хорошей жизни. Видимо, мечтающим о войне все труднее отбирать у людей обычную землю под стартовые площадки, хранилища, аэродромы. Вот и полезли в океаны, которые будто бы ничьи. Которые будто бы никому не принадлежат — делай здесь, что хочешь…
Говорили, спорили об этих подводных запасах горючего, опровергали Кузовкова, высказавшего мысль об океанической экспедиции, и как-то забыли, что смуглый, подвижный старшина Шайтанкин однажды вернулся в лодку бледным, осунувшимся, вялым — так выглядит боксер, закончивший последний раунд. Не знали в лодке (только командир, замполит и Шайтанкин знали это), что лодка лежит в десяти метрах от минной «изгороди». Ближний шар на коротком минрепе словно тянулся к железу корпуса, словно протягивал усы-щупальцы магнитных антенн, хотел достать, приласкать… Уж он бы приласкался…
Домой!..
Просто, обычно, как и прежде, шла жизнь в отсеках. Через равные промежутки времени раздавалась по трансляции команда из центрального поста: «второй смене заступить на вахту…» Потом, через несколько минут: «Первой смене от мест отойти». В свои часы объявлялись занятия: старшины изучали с подчиненными материальную часть, в другое время собирались офицеры — шел разговор о боевых свойствах новейшего оружия. Штурман не пропускал ни одного островка, чтобы не зарисовать его контуры, не сфотографировать его силуэт. Часто брали пробы воды, записывали температуру, соленость. Включали эхолот, сравнивали его показания с показаниями карт: какая глубина? Не пропускали ни одного шума, чтобы не определить, винты какого корабля издают его; записывали.
Домой… Хотя и было все обычно, как прежде, а вместе с тем каждое событие, каждый факт жизни этой большой семьи как бы скрашен был особенным светом, был напитан теплом большой радости: домой!
Хватько часто вспоминал один из хмурых дней прошлой осени. Сидел тогда в своей комнате Роальд Батуев, поигрывал на пианино что-то грустное-грустное. А ему, Андрею Хватько, вдруг захотелось поозорничать. Взял да и запустил мотор мотоцикла, который в это время чинил на кухне.
В настоящую книгу писателя Ванцетти Ивановича Чукреева входят написанные в разные годы повести, посвящённые жизни военных моряков. В прошлом военный моряк, автор тепло и проникновенно рассказывает о нелёгкой морской службе, глубоко и тонко раскрывает внутренний мир своих героев — мужественных, умелых и весёлых людей, стоящих на страже морских рубежей Родины.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.
В рассказе «Новичок» прослеживается процесс формирования, становления солдата в боевой обстановке, раскрывается во всей красоте облик советского бойца.
Документальная повесть о комсомолке-разведчице Тамаре Дерунец.
В эту книжку вошли некоторые рассказы известного советского писателя-юмориста и сатирика Леонида Ленча. Они написаны в разное время и на разные темы. В иных рассказах юмор автора добродушен и лиричен («На мушку», «Братья по духу», «Интимная история»), в других становится язвительным и сатирически-осуждающим («Рефлексы», «Дорогие гости», «Заноза»). Однако во всех случаях Л. Ленч не изменяет своему чувству оптимизма. Юмористические и сатирические рассказы Л. Ленча психологически точны и убедительны.
«Я привез из Америки одному мальчику подарок. Когда я увидел его, этот будущий подарок, на полке детского отдела большого нью-йоркского магазина, я сразу понял: оставшиеся деньги потрачены будут именно на нее — колумбовскую «Санта-Марию».