— Природа наградила, — сказал Разуваев, улыбаясь. Он считал, что фамилия — дело необъяснимое и в такой момент об этом не стоит вести разговор.
Шайтанкин засмущался. Проговорил:
— Это оттого, что мы уж очень коренные, уральские.
— И что, все уральские, коренные, с такими фамилиями? — совсем заинтересовался инженер-механик.
— Нет, — Шайтанкин почесал затылок, словно сомневаясь, сумеет ли он объяснить такое, вовсе непростое обстоятельство.
— Мы, понимаете, дед мне рассказывал, от каторжных происходим. От беглых. Которые с каторги демидовской бежали и селились в глухих местах. У мест у тех названия: Незевай, Разувай, Шайтанка. Видать, и фамилии наши от тех же корней!..
— Ах, вон как! — Батуев даже с каким-то уважением посмотрел на старшин. — Значит, вы так сказать, каленой породы?
— Стало быть, да, — не без гордости и даже самодовольно сказал Разуваев. И, кивнув на друга, добавил: — А он вам все правильно разъяснил. Потому что станция Разувай, это на которой я родился.
Хватько сам руководил группой торпедистов, настраивавших несложные приспособления для того, чтобы извлечь из одной трубы носового аппарата торпеду. Через этот аппарат уйдут из лодки водолазы.
Командиру предстояло пробыть на ногах и в постоянном напряжении весь день, который двое старшин будут за бортом, и он заставил себя лечь отдохнуть.
Казалось, что в лодке, за исключением торпедистов Хватько и водолазов Батуева, все отдыхают. Но это только казалось, потому что всякое излишнее движение, всякий ненужный шум строго карались.
Лодка, укрытая многометровой толщей воды, лежала беззвучно, неподвижно.
И вдруг была сыграна боевая тревога.
* * *
Над головой гремели винты авианосца…
Барабанов нервничал; в его планы никак не входило оказываться в середине чужой эскадры. Сначала и шли параллельным с ней курсом. Но потом, со стороны, появился другой отряд чужих кораблей, спешивших на соединение с первым. Уходя от его развернутого строя, от его его шумопеленгаторов и гидролокаторов, не заметили, как проскочили в кольцо охранения авианосца. Наверху шли сложные перестроения — отряды объединялись.
Когда авианосец вдруг круто отвернул и лодка вышла из-под оглушающего шума, обвалом валившегося сверху, малые корабли охранения, следовавшие уступом за кормой флагмана, снова начали перестроение. Теперь прослушивался и эскаэр, приблизившийся к авианосцу. Прослушивались и частые сигналы его гидролокатора, щупавшие глубины под днищем флагмана. Казалось, в какое-то мгновение тяжелый винт, ревевший где-то совсем близко, черкнет по надстройке, разрубит. Корпус лодки вздрагивал от движения воды, вихревыми потоками мчавшейся из-под винтов громадного корабля.
— Дистанция… Пеленг…
Командир минно-торпедной части, старший лейтенант Хватько не терял времени — учился. Как и при последней атаке на полигоне, когда цель обозначал наш, разоруженный, без орудий, без автоматов, старый крейсер.
Командир нервничал. Надо было срочно уходить.
Командир подумал, что пора действовать. Штурман уже предупреждал: кончается район, в границах которого лодке надлежит быть! Так предписывал приказ, лежавший невскрытым до условного сигнала и теперь определявший все действия подводного корабля. Нужно ложиться на обратный курс. Но как оторваться от чужой эскадры?
Командир уже составил примерный план действий. На ближайшем из кораблей охранения время от времени менялся режим работы акустической станции. То действует как шумопеленгатор, прослушивает глубину: нет ли какого подозрительно «шороха» под водой? То как гидролокатор, простукивает звуковым молоточком все вокруг: не ударит ли молоточек о что-нибудь подозрительное, не отзовется ли глубина настораживающе-близким эхом?
Барабанов решил оторваться от авианосца в момент, когда акустики корабля охранения будут работать в режиме шумопеленгования. Тогда — остановить моторы и беззвучно проваливаться вниз. НО в чем вся сложность? Проваливаться бесконечно нельзя — океан раздавит лодку. Вот если бы где-то поблизости — отмель, чтобы лечь на нее, затаиться, пропустить над собой всю длинно растянувшуюся эскадру. Но впереди и во все стороны — океан, глубины в тысячи и тысячи метров. Никаких отмелей. Разве лишь попадется особая «отмель», которую хорошо знают подводники, которую они умеют находить в нужных случаях… барабанов предупредил вахтенного, замерявшего температуру воды, чтобы тот был сейчас особенно внимательным.
Дали сильный дифферент на нос, пошли вниз.
От авианосца отставали. Сейчас на кораблях охранения, может быть только потому, что вахтенные утомлены или беспечны, лодку еще не слышат. Не ожидают, никак не ожидают, что вдруг со стороны флагмана, с той стороны, которую они считают своей, которую они собой и прикрывают, может появиться кто-то чужой.
Но это кончится. Даже самый усталый взгляд, который следит за экраном гидролокатора, вдруг встрепенется. Вдруг сразу почувствуется, что импульсы, сигналы, булькающие удары подводного молоточка собираются с один луч. И этот луч звука направлен сюда, на лодку, ощупывает ее. Но чужие акустики пока не слышат, винты авианосца по грохочут в их наушниках.
