По любви - [41]
– Сижу на речке в лодке. На якоре с удочками. Метра три от берега. Ловлю на Катюшкиного червя. Клёва нет. Поплавки лежат что мёртвые. Стрекозки вокруг летают. Глядь – один зелёный вертолётик подлетает прямо к моему поплавку и садится на него. Поплавок пробковый, широкий – для стрекозы целый эрадром. Села она туда и крылышками шевелит, на солнышке греется. Тут солнышко за тучку и забежало. Вижу, подплывает откуда-то снизу рожа – не рожа, но здоровенная харя. Рыбина! Язь! Раз крутанул хвостом вокруг поплавка со стрекозой. Другой вертанул. Да как вынырнет! Хвать стрекозу в пасть вместе с поплавком и поволок!
В этот момент разинутые рты ребятишек раскрылись ещё шире. Есть все давно перестали. У Таньки звякнула об пол вилка. Дед Прохор нагнулся. Поднял. Быстренько опрокинул ещё рюмочку, не закусывая. Поглядел на ребятишек. Слушают. И продолжал:
– Я за удилище! Оно внатяг. Попёр! Срывает лодку с якоря. Тащит против течения под остров. Видать, у него там в тине логово! Я держу удилище. Не выпускаю. Остальные удочки в воде остались, где закидывал. Шест выпал и уплыл. Я не отпускаю.
Дед Прохор замолчал. Выжидал, закуривая «Памир», когда попросят продолжения истории.
– А дальше? – спросил Колька, ёрзая на стуле.
Дед принял как условный сигнал. Кивнул.
– Дальше? Дальше… Дальше он поплавок выплюнул. Крючка-то на нём нет! А стрекозу сожрал, тварюга! Я потом обратно по течению руками грёб кверху задом. Хорошо шест на излучине в тине лежал, застрявши. А я мимо него не промахнулся. Вовремя схватил. Вот вам и история…
Призадумались. Переваривали. Да… Большая была, видать, рыбина. Жалко, что дед её не поймал. Ребята помнили, как весной их водила бабушка смотреть на щуку, которую намёткой вытянул в половодье из реки сосед, дядя Гена. Щука лежала в избе в большой комнате в корыте. Голова и хвост так и торчали из корыта. До того здоровая была щука! Она открывала свою хищную пасть, хватая воздух, и была очень страшная. Из неё на всю деревню навертела соседка котлет. И они были со вкусом заколдованной щучьей тины. Так шептались ребятишки. Теперь вот Павлушке вспомнилось.
После истории дед Прохор предложил ребятам:
– Ну, хомячки, наелись? Теперь, пока я чай буду наливать, вы выступайте. Кто что знает? Устроим концерт!
Танька выскочила первой. Отняла у Кольки вилку, схватила свою и, выйдя на середину террасы, застучала вилками. Закружилась в танце. Дед Прохор хлопал в ладоши. Братья поглядывали на неё и обдумывали свои номера.
После танца Танька низко поклонилась. Положила вилки на стол. И заслуженно принялась за клубнику. Дед Прохор расставлял чашки с чаем по ребятам.
– Ну, кто следующий?
Вышел Колька. Потянул за собой табуретку. Дотащил до «сцены». Залез на табуретку, встал, вытянув в сторону ручонки, и, покачивая боками, начал:
– Идёт бычок. Качается. Вздыхает на ходу. Ой! Ой! Доска кончается! Сейчас!.. Я упаду!
Колька спрыгнул с табуретки и улёгся на пол, притворившись, что «упал». Дождавшись аплодисментов, встал и без поклонов сел на место. Взял в руки чашку и с серьёзным видом отхлебнул тёплого чайку. Вкусную конфетку он развернул заранее.
Настал черёд Павлушке. Павлушка вышел из-за стола. Встал по стойке смирно и вытянул руки по швам. Он решил петь.
Павлушка пел за куплетом куплет тоненьким детским голоском, как заучил её со слов дяди Гриши-гармониста, а дед Прохор, допивая свою горькую, прослезился, но вида не подал. Отвернулся к окну. Будто задумался.
Все напились чаю. Пора было домой. Дед Прохор пихал детям в карманы конфеты со стола.
В этот момент скрипнула калитка, и все увидели бабу Зину – жену деда Прохора. Она с двумя сумками шла по тропинке к дому.
Дед Прохор удивлённо вскинул брови. Но собрался. И стал провожать ребятишек:
– Ну ступайте… Ступайте, мои хорошие… А я Зинушку свою буду встречать. Сейчас мне от неё на орехи достанется…
– А нам на орехи? – попыталась было встрять Танька, но Павлушка толкнул её вперед, и она осеклась.
– Здравствуйте, баба Зина! – вежливо сказали удивлённой старушке все по очереди, тихо, как зайцы, проходя мимо неё и сумок. А выскочив на улицу, до дома побежали бегом. Танька даже плакала. Ходу у неё маловато было. Не наросло ещё. У калитки родного дома братцы подождали. И пустили Таньку вперёд…
Дед Прохор, взяв у жены сумки, снёс их в дом. Зинушка не ругала старика. Шла за ним с улыбкой. Она знавала и не такие его чудачества. Как-никак прожили вместе почти шестьдесят лет. А тут подумаешь – товарищеский ужин!
– Курева-то мне с Москвы привезть не забыла, бабка?
– Привезла, старый, привезла…
Родная речь
Моим первым учителям:
Наталье Валентиновне Вычужиной-Папыгиной,
Кларе Ивановне Назаровой,
Валентине Николаевне Крючковой,
Сергею Владимировичу Пецко
Веня плакал. Младший брат Вовка и сестра Юлька ещё спали. А его рано утром мама, одев в новый синий хлопчатобумажный костюмчик, повезла на рейсовом автобусе в районный центр. Сын ехал учиться. Поступил в первый класс.
Автобус гудел мотором, накачивая воздух в свои внутренности. Перестав нюнить, Венечка задремал, обнимая ручонками тёплый полукруг выпирающей в салон железной дужины переднего колеса автобуса. Он сидел у окна, за кабиной водителя, и смотрел на проплывающие дома и деревья под звуки щёлкающей на остановках под брюхом «ЛИАЗа» капризной коробки передач.
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.