По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии - [109]

Бандеровцы повесили их… Мы спалили это село до последнего бревнышка.

Я часто вспоминаю этот страшный трагический случай… Ведь погибший комсорг поехал вместо меня…

— Вопрос неприятный, но все же осмелюсь вас спросить. Вы воевали фельдшером роты и батальона. Как часто приходилось сталкиваться на фронте с самострелами или с сачками по медпоказаниям?

Редкий фронтовик в своем рассказе не упомянет подобное явление.

— Я почти не сталкивался с самострелами во время службы в 318-й С Д.

Явных самострелов фактически не видел.

Если самострел не полный идиот, он сразу после боевого ранения бежал в полковой тыл, в санроту. Почему? Да если бы в батальоне заподозрили, что он самострел — его бы товарищи по роте без колебаний и промедления убили бы сразу, на месте.

Мы, курсанты ХВМУ, во время учебы проходили практику в ашхабадских госпиталях и все удивлялись — откуда у нацменов столько раненных в левую руку? На фронте понял — эти, с позволения сказать, некоторые бойцы голосовали на выборах в Верховный Совет — руку из окопа высовывали и ждали, пока немец смилостивится и подстрелит. Но в 1943 году такой номер уже не проходил…

И особисты к тому времени уже стали ушлыми ребятами.

Во время карпатских боев появились так называемые мыльники: глотали мыло, чтобы не идти в атаку, а потом корчились от болей в животе, катаясь по земле, изображая заворот кишечника. Эти знали, что никто им членовредительство или симуляцию не пришьет. Но таких гадов были единицы, и если такая сволочь снова в свою роту попадал, то его могли и… Еще раз скажу — подобные сачки встречались редко.

Если говорить в целом: люди воевали честно, не щадя своих жизней.

— Как вооружали медиков?

— У нас было такое же оружие, что и у других солдат в батальоне. Только уже служа у зенитчиков, я оценил, какая это радость не таскать за собой автомат «ППШ». После училища у меня был «наган», затем — «TT», а в Севастополе мне мой друг из разведроты подарил «Парабеллум».

Гранаты таскал с собой всегда, вещь на фронте необходимая.

— Каковы были потери на передовой у медиков батальонного звена?

— Потери были у нас очень тяжелыми, нас даже иногда своя пехота жалела. Я не помню, чтобы у меня в санвзводе оставалось в живых больше двух санинструкторов.

Всегда была нехватка медиков на передовой. В санитары подбирали здоровых степенных мужиков, лет 30–35. Чтобы раненого с оружием с поля боя вынести, надо должную силенку для этого иметь. Так, санитары в стрелковых ротах погибали очень часто, редко кто больше двух-трех боев смог продержаться, выбора не было: или в наркомзем, или в наркомздрав.

Не все уповали на Бога, но на медработников батальона солдаты надеялись всегда и доверяли нам. Они знали, что мы своих раненых товарищей спасем и не оставим на поле боя истекать кровью. Пусть даже нам будет суждено погибнуть. Такая была наша работа на фронте… И солдатское доверие мы оправдали…

Ислямова Хатидже Ислямовна Интервью — Григорий Койфман

— Я родилась 13 декабря 1919 г. в г. Симферополе, в доме на ул. Красноармейской, № 101, где жили мои родители. Они у меня были простыми людьми, мать не работала, раньше женщины обычно хозяйством занимались, отец работал в торговой сети, рано умер, когда мне было 8 лет, мы остались с матерью. Старший брат нас содержал, во время войны он погиб на фронте. В 8 лет я пошла в 13-ю татарскую школу, закончила 7 классов, нам все предметы давали, родной язык, русский, немецкий, математику, физику, химию, географию. Потом я поступила в фельдшерско-акушерский техникум в Бахчисарае, который позднее был переведен в Керчь, где я окончила его в 1940 г. Проходили все необходимые медицинские предметы, нас готовили к самостоятельной работе, также было военное дело, мы по нему даже госэкзамен сдавали. Преподавал его Ещенко, военный из военкомата, изучали пулемет «максим», ручной пулемет Дегтярева, «ППШ», в военкомате нас учили, даже стрелять давали, но в основном пустые ленты заряжали, без патронов. Я тогда получила значок «Ворошиловский стрелок». После окончания техникума в конце 1940 г. меня направили в Севастополь, вообще-то это был закрытый город, но поскольку я пошла по направлению, то свободно приехала. По приезде мне выдали пропуск, через 15 дней горотдел Минздрава направил меня на Северную сторону. И сразу стала заведующей фельдшерским пунктом при ЖЭК № 3 в северном доке, обслуживавшем рабочих, которые жили в бараках, плюс моряки с кораблей, стоявших на ремонте. Меня сразу поселили на квартиру, причем рядом был кабинет фельдшерский с приемной и процедурной, тогда медики в большом дефиците были, не так, как сейчас. Я отвечала за рабочих морзавода № 201, у них своя столовая была, пищеблок, так я пока пробу не снимала, они никого не кормили. Обязательно в завтрак, обед и ужин пробу снимаешь. На заводе был специальный пропускной пункт, без пропуска никого не пускали, но я не внутри завода работала, а в рабочем городке, недалеко сам пропускной пункт был. Севастополь военный город, поэтому часто проводили учения по светомаскировке, нас обучали военному делу, в основном проходили отравляющие вещества, НПВО, все боевые вещества, как быстро организовать обмывочный пункт, какие костюмы надевать, как отравленных спасать, нас медики учили. В целом в городе очень сильно готовились к войне, хотя о ее приближении и не думали, но обучение, светомаскировка постоянно, на окна приклеивали косые линии, очень часто учебные тревоги были. Не было дома, чтобы свет был, раз маскировка, то в городе ни грамма света нет. Если не сделаешь, свет покажется, сразу штрафовали, а то и арестовать могли, строго было. И как раз перед войной сказали, что будет учение, по характеру максимально приближенное к военному времени.