По. Лавкрафт. Кинг. Четыре лекции о литературе ужасов [заметки]

1

В переводе с др.-греч. – «очищение».

2

Так, в трагедии Софокла «Эдип-царь» о смерти Иокасты и самонаказании Эдипа персонажам (и зрителям) сообщает домочадец. Начав свой рассказ словами «Божественной не стало Иокасты», он описывает самоубийство царицы и ослепление царя в подробностях, которые актерам было бы крайне затруднительно представить на сцене, а зрителям – тягостно созерцать:

…И видим мы: повесилась царица –

Качается в крученой петле. Он [Эдип],

Ее увидя вдруг, завыл от горя,

Веревку раскрутил он – и упала

Злосчастная. Потом – ужасно молвить! –

С ее одежды царственной сорвав

Наплечную застежку золотую,

Он стал иглу во впадины глазные

Вонзать…

Так мучаясь, не раз, а много раз

Он поражал глазницы, и из глаз

Не каплями на бороду его

Стекала кровь – багрово-черный ливень

Ее сплошным потоком орошал.

Пер. С. Шервинского.

3

Делюмо Ж. Ужасы на Западе / Пер. Н. Епифанцевой.

4

Под особым подозрением находились кошки, жабы, волки (как потенциальные оборотни), а также животные черной масти или с врожденными аномалиями. Впрочем, людям с особыми приметами (родимыми пятнами, дефектами внешности и т. д.) тоже жилось очень трудно – они были главными кандидатами на роль колдунов, ведьм и пособников дьявола.

5

Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990.

6

О чем так прочувствованно говорит Гамлет в своем знаменитом монологе:

…Кто бы плелся с ношей,

Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,

Когда бы страх чего-то после смерти, –

Безвестный край, откуда нет возврата

Земным скитальцам, – волю не смущал,

Внушая нам терпеть невзгоды наши

И не спешить к другим, от нас сокрытым?

Пер. М. Лозинского.

7

Существование которой, впрочем, все чаще ставилось в эту эпоху под сомнение.

8

Так, в наибольшей степени попадает под определение «классициста» младший современник Шекспира, его возможный соавтор (и бесспорный соперник) Бен Джонсон (1572–1637): ряд его произведений содержит черты, восходящие к античным образцам и соответствующие «заветам» Аристотеля и Горация (чью «Науку поэзии» Джонсон перевел на английский).

9

По стилю и манере максимально далекий от строгих канонов классицизма.

10

«Венера и Адонис» и «Опороченная Лукреция».

11

Так, например, были созданы «Хроники Англии, Шотландии и Ирландии» Холиншеда (1577), изначально задуманные как сборник текстов нескольких авторов.

12

Если только опосредованно: столь продолжительные военные действия вовлекали большие человеческие ресурсы, и в итоге «под ружье» встали состоявшиеся или потенциальные градостроители, реставраторы, архитекторы, садовники, художники.

13

В ходе роспуска монастырей при Генрихе некоторые здания были не разрушены, а выкуплены состоятельными дворянами, переделавшими приобретения на свой вкус: так, аббатство Блэк Фрайерз, стоявшее на берегу Темзы в Лондоне, превратилось в частный театр. Пуритане с примерно одинаковой силой ненавидели католические «капища» и «рассадники духовной заразы» – театры, поэтому при возможности не оставляли камня на камне и от тех, и от других.

14

Милтон Дж. L'Allegro / Пер. Ю. Корнеева.

15

То есть объяснить человечеству, в чем заключалось первое грехопадение, и как оно соотносилось с идеей свободы воли и с любовью Бога к своему непослушному творению.

16

Не то чтобы у жителей других европейских стран было меньше поводов бояться и одновременно смаковать ужасы в жизни и в искусстве, просто англичан предрасполагали к этому их история с географией: жизнь на острове, открытом со всех сторон захватчикам и просто чужакам, порождает повышенную тревожность и болезненную чувствительность ко всему иному, незнакомому. Как утверждает историк Жан Делюмо, «тайный или явный страх… характерен для любой цивилизации, плохо оснащенной для отражения натиска окружающих его врагов» – что вполне применимо к Британии на всех этапах ее существования.

17

Например, в песенке «Как я ехал по Чариш-Кросс», предположительно возникшей еще в XVII веке, фигурирует образ «черного человека на черной лошади» – казненного пуританами короля Карла I, статуя которого действительно находится на указанной улице. В другом безобидном стишке рассказывается, как старый Роджер, на могиле которого посадили группу, восстал из мертвых и напал на старушку, решившую полакомиться сладким фруктом с кладбищенского дерева. Во многих считалках этого сборника речь идет о смерти, похоронах, несчастных случаях – «Дети на льду», «Кто малиновку убил?», «Пять мешков пшеницы». Неудивительно, что некоторые из них вдохновили Агату Кристи на создание таких мрачных по своей атмосфере детективных романов, как «Десять негритят» или «Хикори Дикори Док».

18

И порой даже имел политическое значение. К примеру, во время Войны роз состоялся суд над женой одного из Ланкастеров, Хамфри Глостера, брата короля Генриха Y. Морганатическая супруга герцога обвинялась в использовании колдовских чар с целью извести монарха. Высокий статус мужа спас ей жизнь – Элеонору не сожгли и не запытали до смерти, как это обычно происходило с «ведьмами», а отправили в пожизненную ссылку. Этот эпизод, однако, существенно подорвал положение Глостера при дворе.

19

Незадолго до смерти Елизавета стала очень подозрительной и суеверной и в некоторых своих болезнях винила недоброжелателей, наводивших на нее порчу.

20

По легенде, в коридорах Тауэра можно увидеть призрачную фигуру женщины в белых одеждах – Анны Болейн, казненной по приказу ее венценосного супруга.

21

Дефо Д. Дневник чумного года / Пер. К. Атаровой.

22

Новый век начался для англичан, которые еще не забыли кошмары чумного 1665 года, с очередной эпидемии – в 1700 году в Лондон пришла оспа, уносившая жизнь каждого четвертого из числа заболевших. В 1705 оспу сменила корь. Едва ли хоть одно десятилетие этого века обошлось без вспышек опасных болезней. В семейной истории каждого англичанина, особенно в столице и портовых городах, были отражены печальные свидетельства эпидемий; чаще всего жертвами болезней становились дети и пожилые люди.

23

Последние официально зарегистрированные случаи осуждения и казни людей, обвиненных в колдовстве, датируются первой третью XVIII века (суд над Джейн Уэнхем, казнь Мэри Хикс и ее дочери в 1716, казнь Дженет Хорн в 1727 году). В 1735 году правительство Англии принимает «Закон о колдовстве», который под страхом наказания запрещал преследовать кого-либо по обвинению в занятиях магией, сношениях с дьяволом и т. д. Однако в народе вера в существование ведьм была неистребима, что подтверждают случаи самосуда над подозреваемыми в колдовстве, например, убийство возбужденной толпой пожилой женщины, Рут Осборн, в 1751 году.

24

Пер. Б. А. Жуковского.

25

Пер. М. Талова.

26

Берк Э. Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного / Пер. Е. Лагутина.

27

Рэдклиф А. Удольфские тайны / Пер. Л. Гей.

28

От англ. «graphic violence», изображение актов жестокости и насилия в искусстве и СМИ без цензуры.

29

В частности, сложно не заметить близость категории возвышенного в трактовке Берка к фрейдистской концепции жуткого, изложенной в одноименной статье 1919 года и проиллюстрированной примерами из новеллы Гофмана «Песочный человек». Фрейд, вероятно, не был знаком ни с трактатом Берка, ни с трудами его современников, потому что в начале своей статьи утверждает: «По этому поводу не найдешь почти ничего в пространных писаниях эстетики, вообще охотнее занимающейся чувством прекрасного, величественного, привлекательного, то есть положительными видами эмоций… чем чувством неприятного, отталкивающего, мучительного». Однако его определение жуткого совпадает по смыслу с описанием возвышенного у Берка: «Жутким… всегда становится нечто, в чем до некоторой степени не разбираются. Чем лучше человек ориентирован в окружающей среде, тем труднее ему испытать впечатление жути от вещей или событий». Пер. Р. Додельцева.

30

Скотт В. О сверхъестественном в литературе и, в частности, о сочинениях Эрнста Теодора Вильгельма Гофмана.

31

Нельзя не отметить культовый статус Милтона для предромантизма и готики. Милтона приводит в пример в своих статьях Э. По, Лавкрафт называет его косвенным виновником своих кошмаров, утверждая, что его «фирменные» чудовища «мверзи» (в других переводах – «крылатые твари») впервые посетили его во сне, навеянном иллюстрациями Доре к «Потерянному раю» Милтона. В повести «Шепчущий во тьме» Лавкрафта рассказчик находит бюст Милтона в доме своего друга, похищенного инопланетянами. В его рассказе причудливый пейзаж вызывает у героя ассоциации с «Потерянным раем». В романе Стивена Кинга «Воспламеняющая взглядом» у главного героя в машине лежит томик с поэмой Милтона.

32

Возможно, трактат Берка был настольной книгой не только готицистов-предромантиков, но и Говарда П. Лавкрафта, чьи произведения изобилуют описаниями вышеназванных состояний и аффектов. Огромные размеры, впечатление силы, ужасные звуки, бесконечность, темнота и одиночество – набор элементов и мотивов практически любого из рассказов Лавкрафта, начиная с «Дагона» или «Храма» и заканчивая лирическим циклом «Грибы с Юггота». Однако автор «мифов Ктулху» в своей эстетической палитре не ограничивался только возвышенным вариантом ужасного и совмещал, зачастую в невыгодных пропорциях, «terror» и «horror», явно не проводя между ними качественного различия. Возможно, именно эта художественная «всеядность» помешала ему занять должное место среди авторов зыбкой и трудноопределимой категории «классика большой литературы», зато гарантировала посмертный титул короля хоррор-беллетристики.

33

Хотя Аддисон (критик, издатель, публицист) был одним из наиболее видных представителей неоклассического направления в Англии и автором «образцовой» трагедии «Катон», в редактируемых им журналах «Болтун» и «Наблюдатель» периодически публиковались народные баллады и поэзия в предромантическом духе, а в одном из номеров излагалась восточная легенда об отшельнике Барсисе, подарившая писателю-готицисту М. Льюису идею сюжета его будущего романа. Размышления об эстетическом потенциале возвышенного посетили Аддисона во время путешествия, проходившего в окрестностях Альп. Свои впечатления от поездки писатель использовал как основу для цикла эссе о возвышенном, опубликованных под общим заглавием «Удовольствия воображения» в журнале «Наблюдатель», выпуски с 411 по 421.

34

Джорджо Вазари (1511–1574) – итальянский писатель, архитектор, критик, основатель современного искусствоведения.

35

К примеру, роман У. Бекфорда «Ватек» относится к редкой разновидности восточной готики.

36

Исторический фон готических романов необычайно пластичен и пригоден для создания красочных барельефов, необходимых в качестве фона для сюжета. Горацио Уолпол не дает себе труда обозначить время действия своего произведения в конкретных рамках: для него важен сам факт давности и «средневековости» произошедшего: «Главные события повести приводят на ум мрачнейшие века христианской эры – именно тогда верили в возможность подобных происшествий… Если бы она возникла приблизительно в то же время, когда якобы происходило рассказанное в ней, то следовало бы заключить, что это имело место где-то между 1095 и 1243 годом, то есть между первым и последним крестовым походом, или немного позже. В повести нет никаких других обстоятельств, которые позволили бы определить, к какому периоду относится ее действие». Пер. Е. Шора.

37

Например, падение на замковый двор гигантского рыцарского шлема, убившего наследника местного князя, или появление огромного призрака, возвещающего об исполнении древнего пророчества и восстановлении справедливости. Не следует, однако, забывать, что современникам Уолпола все это было в новинку – подобное можно было услышать в деревенской таверне за вечерним элем, или в людской, где слуги отдыхают после трудового дня и развлекают друг друга страшными историями, но читать об этом в книге было как минимум неожиданно и непривычно. Даже распространение кладбищенской поэзии и фольклорных мотивов в лирике не готовило читателя к такой концентрированной и щедро приправленной сентиментальностью и гротеском порции ужасов.

38

«Les Poetes maudits» – изначально название цикла статей Поля Верлена (1884), посвященною его современникам – поэтам, бунтарям, борцам с лицемерной буржуазной моралью (Малларме, Рембо, Корбьеру). Постепенно само выражение стало нарицательным, а список «проклятых» существенно расширился, в том числе ретроспективно. Единого биографического сюжета, отражающего «проклятие», нет, однако главный критерий – противостояние обществу и его ханжеским ценностям; часто, хоть и не обязательно – отсутствие в жизни поэта финансовой стабильности, официального признания, нападки критиков, нищета, личные драмы, ранняя смерть.

39

Вольтер, например, посвятил значительную часть своей жизни спасению людей, ставших жертвами преследования со стороны католической церкви, и организовал в своем имении в Швейцарии коммуну для беженцев. Джонатан Свифт перечислял основную часть своих заработков на благотворительность и на постройку лечебницы для душевнобольных.

40

Его стихи были первыми произведениями, напечатанными в принадлежащей Уолполу типографии.

41

Так Уолпол стал косвенным виновником гибели одного из «проклятых поэтов» эпохи предромантизма. В 1769 году к нему как издателю обратился семнадцатилетний юноша, в своем творчестве успевший проявить признаки если не гениальности, то поистине выдающегося дарования – Томас Чаттертон (1752–1770). Юный поэт был автором нескольких стихотворений в духе Оссиана, а также ряда прозаических текстов, искуснейшим образом стилизованных под средневековые рукописи, якобы написанные жившим в XV веке монахом Томасом Роули. Трактат «Роули» о живописи Чаттертон предложил на рассмотрение Уолполу, который не сумел по достоинству оценить гениальную подделку. Через год живший в крайней нищете молодой поэт, сломленный бесплодной борьбой за существование и литературное признание, покончил с собой. Романтики превратили его образ в символ трагической судьбы поэта в бездушном и меркантильном мире: Китс, который сам прожил большую часть жизни в бедности и умер в 25 лет от чахотки, посвятил ему поэму «Эндимион» (1818); Альфред да Виньи написал по мотивам его биографии драму «Чаттертон» (1835).

42

В основе сюжета драмы лежит мотив кровосмесительной связи между матерью и сыном, скандальный не только для своего времени, но выступающий в каком-то смысле данью традициям елизаветинского и яковианского театра (тема инцеста встречается у Шекспира в «Перикле»). Общество было предсказуемо шокировано пьесой Уолпола, зато Байрон дал ей высокую оценку.

43

Хотя фигура Шекспира обладала для Уолпола, как и для других предромантиков, почти сакральным статусом, в вопросе оценки Ричарда III как личности и как исторического деятеля Уолпол придерживался «неортодоксальной» позиции, пытаясь реабилитировать злополучного монарха.

44

В этом Уолпол бы не одинок – его современник Уильям Бекфорд (1760–1844), автор готической арабески «Ватек», потратил часть своего баснословного состояния на возведение огромного псевдоготического замка – аббатства Фонтхилл. Для его постройки была нанята почти тысяча рабочих. Центральная башня должна была вздыматься на высоту 90 метров, однако трижды обрушивалась. Входные двери, ставшие особой достопримечательностью усадьбы, были 11-метровой высоты. В 1822 году эксцентричный богач потерял часть плантаций на Ямайке и был вынужден продать свой архитектурный каприз, чтобы избежать полного разорения. Построенное непродуманно и наспех, под давлением нетерпеливого заказчика, здание Фонтхиллского аббатства оказалось очень недолговечным и уже к 1845 году представляло собой живописные развалины. Остатки своего богатства Бекфорд потратил на постройку еще одной архитектурной причуды – башни в неоклассическом стиле, в которой провел свои последние годы. Оба здания служили Бекфорду не только жилищем, но и хранилищем его богатейшей библиотеки и собрания бесценных предметов искусства и старинного оружия.

45

Джоши С. Т. Жизнь Лавкрафта / Пер. М. Фазиловой.

46

Один из самых богатых людей Англии, Уильям Бекфорд слыл человеком сомнительного вкуса и еще более сомнительных моральных качеств. После скандала вокруг его связи с несовершеннолетним юношей из аристократического семейства Бекфорд добровольно отправился в изгнание на континент в сопровождении молодой супруги, которая умерла в родах и оставила его безутешным вдовцом с двумя дочерьми.

47

Запутанные личные отношения Байрона и четы Шелли, а также знаменательное для истории готической литературы лето 1816 года, которое эта скандально знаменитая компания провела в Швейцарии, стали предметом изображения в литературе и кинематографе. История эта столь причудлива, что, будь она выдумана каким-нибудь писателем, ее сочли бы неправдоподобной и шокирующе аморальной. Основные ее перипетии таковы: в возрасте 19 лет Шелли женился на 16-летней Гарриет Вестбрук, которая была подвержена приступам душевной болезни и неоднократно пыталась покончить с собой. Еще до развода с ней Шелли начал ухаживать за Мэри Уолстонкрафт Годвин, которой тоже едва исполнилось 16 лет, и увез ее из родительского дома вместе с ее младшей сводной сестрой Клэр Клэрмонт, впоследствии ставшей любовницей Байрона и родившей ему дочь. Вскоре после развода Гарриет Шелли покончила с собой, и поэт потерял права на опеку над своими детьми от первого брака.

48

Байрон умер в 36 лет, Шелли погиб во время кораблекрушения в возрасте почти 30 лет.

49

Мать Мэри умерла вскоре после родов, и будущую создательницу «Франкенштейна» воспитал отец, философ и писатель Уильям Годвин, автор социально-психологической модификации готического романа – «Приключения Калеба Уильямса» (1794), «Септ-Леон» (1799). Единоутробная сестра Мэри, Фанни, покончила с собой в тот же год, что и первая жена Перси Биш Шелли. Семейная жизнь Мэри и Перси Шелли тоже была довольно печальной. Годвин отвернулся от дочери после ее побега с возлюбленным; их первый ребенок родился на свет раньше срока и не выжил, второй (сын Уильям) и третий (дочь Клара) умерли во младенчестве. Перси Биш Шелли, вероятно, был не самым верным мужем, поскольку проповедовал идею свободной любви. Кроме того, семью постоянно преследовали кредиторы, и чета Шелли скрывалась от них по всей Европе. До конца жизни главными утешениями овдовевшей в 25 лет Мэри были ее единственный выживший сын Перси и литература.

50

Еще один характерный персонаж раннего романтизма, Полидори (1795–1821) был личным врачом Байрона. В университете писал диссертацию по лунатизму. Юноша сопровождал Байрона в его европейских поездках, однако был уволен и вернулся в Англию. Подавленный карточными проигрышами и творческими неудачами, Полидори отравился цианидом в возрасте 27 лет.

51

Автор самого «жестокого» готического романа XVIII века – «Монах» (1796) – умер на борту корабля, когда возвращался со своих плантаций на Ямайке (как ни удивительно, современник и друг Перси Биш Шелли, разделявший многие его радикальные убеждения, был при этом рабовладельцем).

52

Мэтьюрин (1782–1824) был священником и одновременно писал готические романы и пьесы. Когда его авторство перестало быть тайной, духовная карьера Мэтьюрина прервалась, и ему пришлось содержать жену и четверых детей на скромную зарплату сельского викария. Неодобрительные и даже агрессивные отзывы критиков на его пьесы больно ранили писателя, а здоровье было подорвано изнурительным трудом, и он умер в 42 года. Оскар Уайльд был его внучатым племянником. Роман Мэтьюрина «Мельмот Скиталец» (1820) оказал значительное влияние на развитие европейского и русского романтизма.

53

Жак Казот (1719–1792), автор романа «Влюбленный дьявол» (1772), увлекался кабалистикой, мистикой, тайными учениями и слыл ясновидцем. Революцию он не принял и даже пытался организовать побег Людовика XVI. В 1792 году он был казнен. По легенде, на приеме у одного вельможи Казот предсказал свою смерть и трагическую судьбу еще нескольких присутствовавших.

54

Чарльз Лэм (1775–1834) – критики эссеист периода романтизма, друг Кольриджа, автор трактата «Ведьмы и другие ночные страхи» (1821), а также пересказов шекспировских драм для детей. Сестра писателя, Мэри, страдала от душевной болезни и в припадке безумия зарезала свою мать. Чарльз, очень привязанный к Мэри, посвятил свою жизнь заботе о ней, отказавшись от надежды обрести личное счастье или реализовать сполна свое творческое призвание.

55

В этом русле рассуждал Вальтер Скотт, анализируя связь творчества Гофмана, его характера и жизненных обстоятельств: «Внезапные перемены в судьбе, неуверенность, зависимость от случая – такой образ жизни, несомненно, наложил отпечаток на его душевный склад, от природы весьма чувствительный к падениям и взлетам; а его темперамент, и без того неровный, стал еще более неустойчивым от этого мелькания городов и профессий, от общей непрочности его положения. К тому же он подстегивал свою гениальную фантазию вином в весьма чувствительных дозах и бывал крайне неумерен в употреблении табака… Все эти обстоятельства в сочетании с нервическим от природы темпераментом навязали Гофману такой строй мыслей, который, быть может, весьма благоприятствовал успешной работе над его необычными произведениями, но далеко не способствовал тому спокойному и уравновешенному типу человеческого бытия, с которым философы склонны связывать достижение высшей ступени счастья».

56

Удивительно, как Эдгар По в своей жизни собрал практически все элементы этого трагического «пазла», кроме гомосексуальности. В его жизни присутствовали и дурная наследственность, и болезни, и алкогольная зависимость, и развращающая власть богатства (очень непродолжительная по времени – пока приемные родители считали возможным баловать юного Эдгара) и гнетущее бремя нищеты, скитания, личная трагедия, запутанные отношения с женщинами, подступающее безумие. Если проклятие и существовало, то оно явно действовало не только на территории Англии.

57

Рэдклиф А. Удольфские тайны / Пер. Л. Гей.

58

Создательница готического романа «Защитник добродетели» (1777), переизданного и более известного под заглавием «Старый английский барон», представляющего собой переделку «Замка Отранто» Уолпола. Остальные произведения Клары Рив больше соответствуют просветительским канонам и требованиям и близки к сентиментальному стилю. Очередная биографическая легенда гласит, что Рив написала еще один готический роман, но забыла рукопись с текстом в кэбе и не смогла ни разыскать кэбмана, ни воспроизвести написанное, так что роман исчез бесследно.

59

Сам Томас Диш, пожалуй, слишком долго и пристально вглядывался в бездну. На протяжении всего своего творчества он тяготел к ужасам, мистике и мрачным, жестоким фантазиям. Его перу принадлежит трилогия под названием «Миннесотская готика», состоящая из мистических триллеров с элементами детектива. В одной из частей серии в качестве персонажа фигурирует призрак поэта Джона Берримена (1914–1972), покончившего с собой. Сам Томас Диш, не сумев справиться с депрессией после смерти своего соавтора и спутника жизни, застрелился в 2008 году.

60

К концу XVIII столетия многие сочинители жаловались, что литературный рынок практически полностью был захвачен представительницами прекрасного пола, и любовно-сентиментальные романы с мистическим или псевдоисторическим антуражем появлялись в огромных количествах. Именно в этот период начинают появляться пародии на готический стиль – так, в романе «Нортенгерское аббатство» Джейн Остин изображает юную девушку, всерьез увлеченную новомодным литературным жанром, из-за чего она нередко попадает впросак.

61

Специфику немецкой литературы ужасов красноречиво описывал Вальтер Скотт, патриотично считая англичан создателями наиболее приемлемого варианта готической эстетики: «Приверженность немцев к таинственному открыла им еще один литературный метод, который едва ли мог бы появиться в какой-либо другой стране или на другом языке. Этот метод можно было бы определить как „фантастический“, ибо здесь безудержная фантазия пользуется самой необузданной и дикой свободой и любые сочетания, как бы ни были они смешны или ужасны, испытываются и применяются без зазрения совести… Английский строгий вкус не легко примирится с появлением этого необузданно-фантастического направления в нашей собственной литературе; вряд ли он потерпит его и в переводах» (в последнем Скотт ошибался – переводы немецких романов ужасов и сборников страшных сказок были весьма популярны у его соотечественников в начале ХГХ столетия. По всей видимости, именно сборник немецких историй о привидениях, правда, во французском переводе – «Фантасмагориана» – вдохновил Байрона и чету Шелли устроить конкурс страшных рассказов).

62

К примеру, высокую оценку творчеству Рэдклиф давал С. Т. Кольридж, в творчестве которого мистические мотивы и образы играли ведущую роль. Б. Скотт с одобрением отзывался в своих литературоведческих заметках о произведениях Рэдклиф и Уолпола.

63

С засильем классицизма в любых его формах и модификациях, включая «нео-», было покончено.

64

Впрочем, в других национальных литературах ситуация была схожей – лишь немногие из французских, немецких или русских авторов, определявших направление и характер литературного процесса своего времени, избежали увлечения мистикой или ужасами. На разных этапах своего творческого пути к этой тематике прибегали Гёте и Гофман, Бальзак и Мериме, Пушкин и Гоголь.

65

В поэме Роберта Саути «Талаба-разрушитель» (1801) есть эпизод, в котором главного героя преследует вампир, принявший облик его умершей невесты, однако в тексте поэмы мистические и фантастические образы представлены в таком изобилии и разнообразии, что литературный «дебют» вампира на этом фоне остается незамеченным.

66

В письмах 1819 года к своему издателю Мюррею Байрон несколько раз подчеркивает, что непричастен к созданию повести «Вампир». Отчаявшись изобличить подделку, опубликованную Полидори под его именем, Байрон решает обнародовать свой набросок истории о вампире, оставшийся незавершенным, чтобы читатели могли сами увидеть разницу.

67

Текст этой истории неоднократно издавался как предисловие к трактату «Защита христиан от страхов перед смертью, вместе с уместными наставлениями касательно того, как подготовить себя к достойной кончине. Написано на французском языке покойным священником протестантской церкви Парижа Ч. Дрелинкуром в 1635 г.», и в течение долгого времени рассматривался как рекламный трюк, призванный увеличить продажи самого трактата.

68

Фрейд, цитируя своего предшественника Эрнста Иенча, описывает как наиболее характерный источник жуткого «сомнение в одушевленности кажущегося живым существа, и наоборот: не одушевлена ли случайно безжизненная вещь».

69

Пер. Е. Шора.

70

Пер. И. Гуровой.

71

Пер. Е. Малыхиной.

72

Шекспир У. Тит Андроник / Пер. А. Курошевой.

73

Автор полубиографического романа «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум» (1821), в котором отразилась несчастливая судьба и болезненные впечатления собственной наркотической зависимости писателя. Фабула романа «разбавлена» гротескными картинами опиумных грез и кошмаров.

74

Шотландский прозаик и поэт, друг Вальтера Скотта. Самое известное произведение «писателя-пастуха» (самоучки, практически не имевшего образования) – «Частные мемуары и признания оправданного грешника» (1824), готическая фантазия на тему двойничества, механизмов зарождения порока и тяги к преступлениям, которая оказала значительное влияние на замысел романа «Таинственная история доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона.

75

История юной девушки, встретившей в лесу злого духа в женском обличье. Пригласив мнимую жертву злых козней, прекрасную Джеральдину, к себе в родовой замок, главная героиня сама оказывается жертвой ее коварства и порочности. Сюжет поэмы вдохновил популярного ирландского писателя, автора многочисленных мистических историй Шеридана Ле Фаню пересказать «Кристабель» в менее метафизическом духе, превратив Джеральдину в древнюю вампиршу и усилив гомоэротический контекст истории («Кармилла», 1872).

76

Во Франции традиция готической литературы развивалась практически параллельно «соседней» британской, почти не уступая ей в полноте и богатстве своего воплощения. Одним из первых текстов французской литературной готики считается роман Жака Казота «Влюбленный дьявол» (1772), влияние которого отчетливо заметно в «Монахе» М. Г. Льюиса. У Казота было немало наследников как среди французских романтиков, так и среди писателей других стран. Литература ужасов во Франции в XIX веке была представлена произведениями Теофиля Готъе, Жюля Барбе д'Оревильи, Огюста де Вилье де Лиль-Адана. Не пренебрегали мистическими мотивами в своем творчестве и Проспер Мериме, Оноре де Бальзак. В Россию мода на литературную готику пришла с некоторым отставанием, зато сразу завоевала прочное место в художественной культуре XIX века. Н. Б. Гоголь, А. С. Пушкин, И. С. Тургенев и другие выдающиеся писатели, классики отечественной литературы, внесли свой вклад в формирование «русского готицизма». Многие литераторы «второго эшелона» – В. Ф. Одоевский, А. А. Бестужев-Марлинский, А. А. Перовский – сделали романтическую фантастику и мистику своей основной жанровой «стезей», соединяя позаимствованные в западной литературе сюжеты и образы с оригинальным российским историко-бытовым колоритом и фольклорными мотивами.

77

В изначальном виде собранные ими сказки содержали немало пугающих образов и леденящих кровь мотивов – каннибализм, воскрешение мертвых, изощренные пытки и казни. К примеру, в сказке, впоследствии получившей распространение под названием «Белоснежка», злая королева приказывала принести егерю сердце своей падчерицы с целью его последующего поедания (что, в соответствии с языческими представлениями, должно было передатъ ей часть личных качеств жертвы, в данном случае – красоту и молодость). В финале оригинальной версии сказки изобличенную злодейку заставляют плясать на свадьбе Белоснежки в раскаленной обуви: «…были уже поставлены для нее на горящие угли железные туфли, и принесли их, держа щипцами, и поставили перед нею. И должна была она ступить ногами в докрасна раскаленные туфли и плясать в них до тех пор, пока, наконец, не упала она мертвая наземь».

78

Этот процесс отмежевания курьезным образом отразился в полемике о «птичьем вопросе», развернувшейся в американской критике и публицистике начала XIX века. Многие литераторы, в том числе поэт Уильям Каллен Брайант, Лонгфелло и Генри Торо, предлагали соотечественникам изгнать из своих произведений английских соловьев и жаворонков, видя в этих орнитологических штампах проявление вторичности и несамостоятельности американской поэзии, добросовестно цитирующей и копирующей английскую классику.

79

Американцы рубежа XVIII–XIX читали очень много английских романов, в том числе готических. Здесь действовал еще и сугубо прагматический аспект – в отсутствие полноценного закона об авторских правах издатели в США просто перепечатывали тексты книг из Великобритании без отчислений их создателям. Этот же фактор сдерживал в определенной степени развитие местной беллетристики: публикация новых романов, за которые пришлось бы платить американским авторам, была невыгодна.

80

Один из романов Брауна, «Ормонд, или Тайный свидетель» (1799), в Германии приписали Годвину.

81

Этот роман вышел в один год с поздними образцами классической готики в Англии – «Аббатисой» Уильяма Генри Айрленда, написанной в подражание Льюису, и «Сент-Леоном» Годвина. Аналогичным образом первый готический роман Брауна – «Виланд» (1798) – оказался ровесником «Клермона» Регины Марии Роше (подражательницы Рэдклиф), «Полночного колокола» Фрэнсиса Лэтома и «Сироты с Рейна» Элеоноры Слит (два последних упоминались в «Нортенгерском аббатстве» Джейн Остин в пародийном ключе). Эти переклички показывают, что творчество Брауна пришлось на последний пик популярности готического романа в Англии, предшествовавший его упадку и началу трансформации в другие жанры.

82

Брокден Браун Ч. Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы / Пер. Е. Пучковой.

83

Хрестоматийным примером жанра была книга «Божья власть и доброта: рассказ о похищении и освобождении госпожи Мэри Роулендсон», 1682.

84

Пер. Л. Володарской.

85

Последнее крупное сражение, завершающее историю кровопролитного противостояния коренного населения Северной Америки и поселенцев, датируется 1890 годом.

86

Браун Ч. Б. Эдгар Хантли.

87

Лавкрафт Г. Дагон / Пер. Е. Мусихина.

88

По максимально приблизился к жанру романа, создавая «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» (1838), однако структура этого произведения – рыхлая, неоднородная, – его относительно небольшой объем и другие композиционные и художественные особенности не позволяют считать этот текст полноценным образцом романного жанра.

89

В современном литературоведении для обозначения субкультуры поклонников какого-либо произведения, автора или персонажа используется термин «фандом», а творчество любителей, создающих неавторизованные продолжения или переработки оригинальных текстов, называется «фанфикшн». Существует фандомная вселенная Лавкрафта, Толкина, Стивена Кинга, Джейн Остин, Жюля Берна, Терри Пратчетта, а также отдельных героев – Шерлока Холмса, графа Дракулы, Робинзона Крузо.

90

1796 годом помечен пик интереса к жанру готического романа в Англии и появление на свет десятков новых произведений в этом жанре, в том числе скандально знаменитого «Монаха» Льюиса, двух из семи «ужасных романов», упомянутых Джейн Остин в «Нортенгерском аббатстве» («Таинственное предупреждение: немецкая повесть» Элизы Парсонс и «Кошмарные тайны» Карла Гросса, перевод с немецкого), а также «Детей аббатства» Регины Марии Роше, «Замка Бангей» Элизабет Бонот и ряда менее заметных и безнадежно слабых подражаний. Учитывая, что во второй половине XVIII века ни один театр не обходился без готической драмы в своем репертуаре (а драмы были, по большей части, инсценировками романов), можно предположить, что готические штампы и условности – литературные или театральные – были усвоены По, можно сказать, на «генетическом» уровне – от бабушки-эмигрантки, игравшей в Ковент-Гарден, и матери, которая провела детские годы за кулисами театра, как и большинство актерских детей.

91

По линии отца предки По тоже были эмигрантами: дед писателя приехал в 1750 году из Ирландии.

92

Которая длилась около 14 лет и завершилась за месяц до смерти молодой актрисы.

93

Еще одного личного врага Эдгара По, возможно, злейшего и непобедимого: эта болезнь лишила его не только родной, но и приемной матери, жены и брата. По случайному, но завораживающему совпадению Элиза По, ее старший сын и жена Эдгара Виргиния умерли в возрасте 24 лет.

94

«Лигейя», «Морелла», «Береника», «Овальный портрет», поэма «Ворон» – даже неполный перечень произведений, построенных вокруг этого образа, показывает определенную одержимость им писателя.

95

Есть версия, что третий ребенок Элизы, дочь Розали, был плодом ее внебрачной связи.

96

Один из первых биографов По, американский писатель Герви Аллен (1889–1949), описывает опекуна без «демонизации»: «Слог его писем изобличает в нем человека решительного и расчетливого – не лишенного доброты и даже душевной мягкости, над которыми, однако, преобладала железная воля, скрывавшаяся за напускной набожностью».

97

Неудивительно, что Эдгар По, подобно Телемаху Нового Света, дважды приезжал в Нью-Йорк, без связей, покровителей и перспектив, но в абсурдной и беспочвенной надежде обрести здесь признание и успех – не потому ли, что его влек сюда призрак его отца? Не только Аллан, но и другие люди, наделенные по отношению к По «отцовскими» полномочиями – редакторы, критики, владельцы изданий, в которых работал писатель – вызывают у него смешанные чувства: он одновременно хочет поразить их, произвести впечатление, ожидает от них поддержки – и в то же время стремится освободиться от их влияния и покровительства, продемонстрировать свою независимость от них. Он неоднократно терял работу по причине внезапных запоев, конфликтов с коллегами и руководством, внезапно охватывавших его приступов хандры и мизантропии. Примечательно, что один из его работодателей и временных покровителей – Уильям Бертон, которому По, как и Аллану в свое время, писал жалобные письма с просьбами о помощи и намеками на свое бедственное положение, чтобы потом перейти к конфликту и разрыву – был актером, как и отец По, и тоже бросил свою семью (жену и сына), чтобы начать новую жизнь за океаном.

98

Одноклассник Эдгара, Роб Стэннард, познакомил его со своей матерью, необычайно красивой и утонченной женщиной, пленившей сердце юного поэта. Джейн Стэннард посвящены возвышенные и страстные стихи 15-летнего По, увидевшего в ней реинкарнацию Елены Прекрасной. Миссис Стэннард относилась к мальчику с материнской нежностью и симпатией, благосклонно принимала от него стихотворные «подношения». Внезапная душевная болезнь, сведшая 28-летнюю красавицу в могилу, стала для По неописуемым потрясением. Биографы считают, что смерть Джейн вызвала в характере По перемены к худшему, превратив обаятельного и остроумного подростка в озлобленного и угрюмого юношу.

99

Образ из лирики Эдгара По, ключевой для его поэтического творчества и картины мира.

100

Сара Эльмира Ройстер Шелтон была и первой, и, возможно, последней страстью писателя – они познакомились в ранней юности, но авторитарные и расчетливые родители (со стороны По – все тот же Аллан) помешали их роману, и влюбленные расстались на долгие годы. По снова встретился с Сарой, когда она была уже вдовой. Навязанный отцом брак не помешал женщине сохранить в своем сердце нежную привязанность к Эдгару По, хотя повторное замужество и лишило бы ее части наследства, в соответствии с завещанием покойного супруга. Официальной помолвки не было объявлено, однако влюбленные обсуждали возможность соединить наконец свои судьбы.

101

Этот процесс иногда заходит даже слишком далеко. В своем эссе «Философия композиции» По рассказывает о той кропотливой и совершенно осознанной работе над текстом поэмы «Ворон», которую он вел на протяжении нескольких лет, шлифуя и совершенствуя свой замысел. Некоторые читатели и критики обвинили писателя в излишне прагматичном отношении к такому священнодействию, как рождение поэзии и вообще словесное творчество. Однако По превращался в прагматика и даже циника только «задним числом» – когда творческое исступление уже миновало, стихотворение или новелла – продукт ночного бдения и лихорадочного вдохновения – лежали перед ним, и он мог оценить их по возможности беспристрастным взором.

102

Немецкие аллюзии есть и в других рассказах. Так, рассказчик в «Лигейе» встретил свою будущую жену «в некоем большом, старом, приходящем в упадок городе близ Рейна» (пер. Б. Рогова). При этом образ второй жены героя – «светлокудрой и голубоглазой леди Ровены» – явно имел английские литературные корни. Именем и внешностью она соответствует леди Ровене из романа Вальтера Скотта «Айвенго», которая имела «ясные голубые глаза» и «густые волосы светло-русого оттенка». В рассказе «Морелла» тоже есть отсылки к немецкой литературе и философии, хотя в них уже ощущается легкий сатирический оттенок: «она… постоянно предлагала мне мистические произведения, которые обычно считаются всего лишь жалкой накипью ранней немецкой литературы» (пер. И. Гуровой). Сатирические нотки усиливаются в рассказе «Ангел Необъяснимого. Экстраваганца», в котором причудливое существо, явившееся герою, разговаривает с сильным немецким акцентом. В юности По испытывал влияние философии немецкого идеализма, но, очевидно, со временем пересмотрел свое отношение ней.

103

Многие рассказы По напрямую ссылаются на произведения европейской готики, вдохновившие писателя, как, например, описание замка в рассказе «В смерти – жизнь» («Овальный портрет»): «Замок, куда Педро решился проникнуть… был мрачен и величав – из тех неправдоподобных громад, что уже долгие века смотрят на нас со склонов Апеннин столь же сурово, как со страниц, рожденных воображением госпожи Радклиф» (пер. Н. Галь).

104

Пер. 3. Александровой.

105

Гленвилл в этом контексте интересен не столько как автор неортодоксального утверждения, вероятно, принадлежащего самому По, сколько в качестве фигуры, тесно связанной с мистическими, натурфилософскими и оккультными учениями. Он был автором трактата «Saducismus triumphatus» (1681), направленного против скептиков, которые отрицали существование ведьм, черной магии, левитации и полтергейста. Его посмертно изданный трактат оказал определенное влияние на американскую культуру – в частности, он использовался некоторыми охотниками на ведьм в салемских процессах. С оккультными трудами и идеями Гленвилла был знаком и Говард Лавкрафт.

106

Пер. И. Гуровой.

107

Многие документы, касающиеся личности Вирджинии По – письма друзей семьи, воспоминания родственников и знакомых – указывают, что психическое и умственное развитие девушки не вполне соответствовало возрасту. Возможно, именно о своей супруге думал По, когда описывал героиню рассказа «Элеонора»: она «красой подобна была серафиму, бесхитростна и невинна, как та недолгая жизнь, что провела она среди цветов». Вирджиния до самой смерти напоминала прекрасное дитя, хотя умерла замужней женщиной и в том же возрасте, что и ее свекровь, успевшая трижды стать матерью.

108

Пер. Б. Рогова.

109

Пер. Б. Неделина.

110

Пер. Р. Облонской.

111

Пер. Б. Хинкиса.

112

…Имея подобие Господа Бога,

Снуют скоморохи туда и сюда;

Ничтожные куклы, приходят, уходят,

О чем-то бормочут, ворчат иногда.

Над ними нависли огромные тени,

Со сцены они не уйдут никуда…

Пер. К. Бальмонта.

113

Пародии на готическую литературу стали возникать еще в период ее максимальной популярности, ведущей к кризису творческого перепроизводства: обилие подражательных и слабых образцов готического романа и свойственное им тиражирование жанровых шаблонов и клише вызывали предсказуемую сатирическую реакцию. Одним из самых известных примеров пародийного отклика на засилье литературной готики был роман Джейн Остин «Нортенгерское аббатство». Если говорить шире, высмеивание пугающего как способ разрушить его власть над психикой человека было приемом не менее древним, чем сама словесность.

114

В сущности, острый ум и аналитические способности Дюпена не отменяют его «неудержимого жара и свежести воображения» при «утрате природной энергии» и «равнодушии к приманкам жизни». В сочетании с обостренной социофобией героя, его болезненной любовью к ночи, принимающей странные формы, и другими причудами, эти противоречия указывают на глубокий внутренний разлад в душе, а возможно, и в психике героя, что делает его лишь оригинальной вариацией типичного для рассказов По безумца, мономаньяка, хоть и с положительным знаком. Рассказчик-резонер, друг и наперсник героя, не исключает подобного вывода:

«Если бы наш образ жизни в этой обители стал известен миру, нас сочли бы маньяками, хоть и безобидными маньяками. Наше уединение было полным. Мы никого не хотели видеть. Мы жили только в себе и для себя… Одной из фантастических причуд моего друга – ибо как еще это назвать? – была влюбленность в ночь, в ее особое очарование. Темноликая богиня то и дело покидала нас, и, чтобы не лишаться ее милостей, мы прибегали к бутафории: при первом проблеске зари захлопывали тяжелые ставни старого дома и зажигали два-три светильника, которые, курясь благовониями, изливали тусклое, призрачное сияние. В их бледном свете мы предавались грезам, читали, писали, беседовали, пока звон часов не возвещал нам приход истинной Тьмы….Мне чудилась в нем какая-то холодность и отрешенность; пустой, ничего не выражающий взгляд его был устремлен куда-то вдаль, а голос, сочный тенор, срывался на фальцет и звучал бы раздраженно, если бы не четкая дикция и спокойный тон. Наблюдая его в эти минуты, я часто вспоминал старинное учение о двойственности души и забавлялся мыслью о двух Дюпенах: созидающем и расчленяющем. Описанные черты моего приятеля-француза были только следствием перевозбужденного, а может быть, и больного ума». Пер. Р. Гальпериной.

115

Другой перевод – «Заживо погребенные».

116

Что иллюстрируют рассказы «Mellona Tauta», «История с воздушным шаром», «Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля», «Разговор с мумией».

117

По Э. «Заживо погребенные» / Пер. Б. Хинкиса.

118

Некоторые критики активно против них выступали; так, один из главных «гонителей» Лавкрафта, выдающийся литературовед и писатель Эдмунд Уилсон, современник писателя, с прискорбием констатировал: «Тот факт, что его многословный и непримечательный стиль сравнивается со стилем По, является одним из множества печальных признаков того, что писательству уже почти никто не уделяет должного внимания…». Аналогичным образом крупнейший критик XX столетия Гарольд Блум возмущался попытками поклонников Стивена Кинга возвести его фигуру на уровень Эдгара По. Факт присуждения Кингу Национальной книжной премии США Блум охарактеризовал как признак «шокирующего процесса культурной деградации страны»: «Раньше я характеризовал Кинга как автора грошовых ужасов, но, возможно, я был слишком добр. Его работы не имеют ничего общего с Эдгаром Алланом По. Он неадекватен, как и все его творчество» (Dumbing Down American Readers // The Boston Globe. 24.09.2003).

119

Невозможно удержаться от включения в эту компанию и Стивена Кинга, отец которого тоже бросил жену и двоих сыновей, когда будущему писателю было около двух лет.

120

И в этом Кинг повторил судьбу своих литературных учителей: из-за бесконечных болезней он часто пропускал школу, ему даже пришлось остаться на второй год. Вынужденные «каникулы» мальчик заполнял чтением комиксов, научной фантастики и «грошовых ужасов». Впрочем, ему удалось впоследствии догнать своих сверстников и даже получить степень бакалавра.

121

Возможно, именно невежество в некоторых вопросах привело к таким аберрациям в мировоззрении писателя, как военный шовинизм, расизм и национализм, – он просто не вполне представлял те явления, о которых судил так уверенно и непримиримо.

122

Кинг в юности тоже выражал желание принять участие в войне во Вьетнаме в качестве добровольца, но мать будущего писателя сумела его отговорить: «Стивен, не будь идиотом, – сказала она. – С твоими глазами тебя первого подстрелят. Мертвым ты ничего не напишешь» (Кинг С. Как писать книги).

123

Невеста разорвала скоропалительную помолвку, узнав, что жених не сдержал данного ей обещания навсегда отказаться от пагубного пристрастия к алкоголю. Мать и друзья поэтессы тоже оказывали давление на влюбленных, стремясь не допустить необдуманного союза.

124

Обе невесты были на шесть-семь лет старше своих избранников.

125

К примеру, бесстрашный Харли Уоррен и опасливый Рэндольф Картер из рассказа «Показания Рэндрльфа Картера».

126

Некоторые биографы считают, что в жизни писателя женщин было не мало, а, наоборот, слишком много: мать, две тетушки, продолжавшие опекать племянника после смерти сестры, Соня Грин, которая, в сущности, содержала лишенного практической «жилки» мужа, так что в своем вымышленном мире Лавкрафт предпочитал игнорировать их существование. Единственные запоминающиеся женские фигуры из всего лавкрафтовского наследия – колдунья-альбиноска Лавиния из «Данвичского кошмара», ставшая матерью чудовищных отпрысков Иог-Сотота, и старая ведьма Кезия Мейсон, сбежавшая из тюрьмы во время салемского процесса и являющаяся герою рассказа «Сны в ведьмином доме».

127

За исключением, возможно, пародийного образа писательницы Психеи Зенобии из рассказа «Трагическое положение», но и здесь острие сатиры направлено, в первую очередь, на бездарных авторов «сенсационных» мистических историй, в большом количестве публиковавшихся в американских журналах, и на сами эти журналы, с которыми По периодически приходилось сотрудничать.

128

«Частично существо это было несомненно человекоподобным, руки и голова были очень похожи на человеческие, козлиное лицо без подбородка носило отпечаток семьи Уотли. Однако торс и нижняя часть тела были загадочными с точки зрения тератологии, ибо, по всей видимости, лишь одежда позволяла существу передвигаться по земле без ущерба для его нижних конечностей. Выше пояса оно было полуантропоморфным, хотя его грудь, куда все еще впивались когти настороженного пса, была покрыта сетчатой кожей, наподобие крокодиловой. Спина пестрела желтыми и черными пятнами, напоминая чешую некоторых змей. Ниже пояса, однако, дело обстояло хуже, поскольку тут всякое сходство с человеческим заканчивалось и начиналась область полнейшей фантазии. Кожа была покрыта густой черной шерстью, а из области живота мягко свисали длинные зеленовато-серые щупальца с красными ртами-присосками. На каждом из бедер, глубоко погруженные в розоватые реснитчатые орбиты, располагались некие подобия глаз; на месте хвоста у существа имелся своего рода хобот, составленный из пурпурных колечек, по всем признакам представлявший собой недоразвитый рот…» Пер. Л. Володарской.

129

Лавкрафт Г. Ф. Дагон / Пер. Л. Володарской.

130

Лавкрафт Г. Ф. Показания Рэндольфа Картера / Пер. О. Мичковского.

131

Лавкрафт Г. Ф. Праздник / Пер. Л. Володарской.

132

Сам Лавкрафт анализирует этот феномен в рассказе с красноречивым программным названием «Неименуемое»: «если взглянуть на проблему с эстетической стороны и вспомнить, какие гротескные, искаженные формы принимают духовные эманации, или призраки, человеческих существ, то нельзя не согласиться, что вряд ли удается добиться связного и членораздельного описания и выражения в случаях, когда мы имеем дело с такой бесформенной парообразной мерзостью, как дух злобной, уродливой бестии, само существование которой уже есть страшное кощунство по отношению к природе. Эта чудовищная химера, порожденная мертвым мозгом дьявольской помеси зверя и человека – не представляет ли она нам во всей неприглядной наготе все подлинно, все откровенно неименуемое?» Пер. О. Мичковского.

133

Лавкрафт Г. Ф. Зов Ктулху / Пер. Е. Любимовой.

134

Лавкрафт Г. Ф. Дагон.

135

Лавкрафт Г. Ф. Храм / Пер. Б. Дорогокупли.

136

Лавкрафт Г. Ф. Зов Ктулху.

137

«Местами какой-нибудь утес вздымал свою смелую голову над лесом и облаками, носившимися на полугоре; местами у самого края воды возвышалась отвесная каменная стена, а над нею лиственница простирала свои гигантские руки, обожженные молнией или покрытые роскошной листвой» (Рэдклиф А. Удольфские тайны).

138

Пер. Г. Злобина.

139

Трудно не соотнести этот страх с монологом обезумевшего героя, которому довелось увидеть Дагона: «Без содрогания я не могу даже думать о море, так как вспоминаю безымянных существ, которые, возможно, в это время ползают и барахтаются в вязком болоте… Я вижу день, когда они восстанут из глубин и утащат в своих вонючих когтях остатки хилого, изможденного войной человечества. Я вижу в снах тот день, когда земля утонет, а черное дно океана и адское подземелье окажется наверху» («Дагон»). О том же, но более поэтично: «в величественном облике океана мы будем всегда ощущать недосказанность, как будто нечто огромное и недоступное нашему восприятию затаилось где-то во Вселенной, дверью в которую служит исполненный великих тайн океан. Хитроумно сплетенная паутина его рифов и водорослей… как будто намекает на присутствие какого-то огромного неведомого существа, которое, кажется, вот-вот восстанет из древних седых пучин и неспешно двинется на берег….Наступит время, когда океан, эта громадная водная пустыня, праматерь всего живого, захватит все ипостаси существующей на суше жизни в свои пучины» (Лавкрафт Г. Ф. Ночной океан / Пер. Е. Мусихина).

140

Лавкрафт Г. Ф. Зов Ктулху.

141

Лавкрафт Г. Ф. Шепчущий во тьме / Пер. Е. Любимовой.

142

Лавкрафт Г. Ф. Единственный наследник / Пер. Е. Мусихина.

143

Это очень экспрессивно подчеркивает Мишель Уэльбек в своем эссе «Г. Ф. Лавкрафт. Против человечества. Против прогресса»: «Смерть его героев не имеет никакого смысла. Она не приносит никакого успокоения. Она отнюдь не позволяет завершить повесть. Неумолимо ГФЛ уничтожает своих персонажей, не подсказывая мысли ни о чем другом, как о расчленении марионетки. Безразличный к этим плачевным перипетиям, космический страх продолжает расти». Пер. И. Вайсбург.

144

«Показания Рэндольфа Картера», «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата», «Серебряный ключ», «Брата серебряного ключа», «Неименуемое».

145

Адрес своего дома в Провиденсе – Барнз-стрит, 10 – писатель указал как адрес одного из персонажей в рассказе «Случай Чарльза Декстера Барда», события которого происходят в Провиденсе.

146

При жизни писателя его произведения не публиковались нигде, кроме бульварных журналов, специализирующихся на «грошовых» ужасах.

147

Центральным образом рассказа «Давилка» («Mangleo)) является фабричный каток для выжимания белья, в который вселяется злой дух.

148

В рассказе «Серая дрянь» один из персонажей выпивает зараженное неизвестными бактериями пиво и начинает мутировать в чудовищное и злобное существо непонятной природы.

149

Пара старых кроссовок в кабинке офисного туалета, привлекшая внимание героя, приводит его к раскрытию преступления, которое совершил его босс: обувь принадлежала убитому им наркоторговцу, чей призрак явился герою (рассказ «Кроссовки»).

150

Пер. Б. И. Малахова.

151

В этой связи трудно игнорировать эпизод из биографии самого Кинга, связанный с дорожной аварией в 1999 году, когда писателя сбила машина, отправив его на много месяцев на больничную койку.

152

Эти же страхи распространяются в творчестве Кинга и на живую природу, составляя основу проблематики в романах «Куджо», «Кладбище домашних животных», ряде рассказов, например, «Ночная смена», «Кот из ада», «Сезон дождей»). Не только фауна, но и флора, и шире – стихия дикой природы – у Кинга может представлять угрозу, потому что является потенциальным вместилищем таинственных и враждебных сил (рассказы «Плот», «Дети кукурузы», «В высокой траве», «Девочка, которая любила Тома Гордона» и другие).

153

«Это был не оборотень, не вампир, не невиданная тварь из колдовских лесов или заснеженных равнин – нет, это был всего-навсего полицейский по имени Фрэнк Додд, мучимый психическими и сексуальными комплексами….Прежде чем Додда успели арестовать, он покончил с собой (возможно, это было к лучшему). Разумеется, городок охватила паника; впрочем, она быстро сменилась радостью по поводу того, что монстр, убивший столько невинных людей, наконец-то мертв. В могиле Фрэнка Додда оказались зарыты все кошмары горожан» (Кинг С. Куджо / Пер. Б. Эрлихмана).

154

Пер. Б. Вебера.

155

«Я выключил ночник и, придя в нашу спальню, спросил у Риты, зачем она научила ребенка этому слову [бука]. Она сказала, что не учила. „Врешь, дрянь“, – сказал я. Хотел даже устроить ей легкую выволочку, но сдержался. Лето тогда выдалось тяжелое, понимаете. Никак не мог найти себе работу, и вот нашел: грузить на складе ящики с пепси-колой. Дома валился от усталости. А тут еще Шерли по ночам орет и Рита ее без конца укачивает. Я был готов выкинуть их обеих в окно, честное слово. Дети иногда могут до того допечь, так бы, кажется, своими руками и задушил». Пер. С. Таска.

156

Кинг сам поддерживает такую амбивалентность интерпретации, уклончиво отвечая на вопрос, что же на самом деле случилось в «Оверлуке»: «Люди спрашивают: что это, история о призраках или на самом деле все происходит в воображении главного героя? Естественно, это история о призраках, потому что Джек Торранс сам как дом с привидениями. Его преследует призрак отца – снова, и снова, и снова» (Роугек Л. Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество / Пер. Н. Балашовой).

157

Пер. М. Левина.

158

Писатели выступают в качестве персонажей – центральных или второстепенных – в романах «Куджо», «Сияние», «Оно», «Томминокеры», «Темная половина», «Мизери», «Нужные вещи», «Безнадега», «Мешок с костями» и в значительном количестве рассказов.

159

«Бен… был слишком худощав для своего роста, немного бледноват. Его лицо было самоуглубленным и книжным, а глаза редко выдавали ход мысли. Все это венчала тяжелая копна черных волос, которая выглядела так, словно ее расчесывали не гребешком, а пальцами». Пер. Е. Александровой.

160

Для творчества Лавкрафта образ Книги – не как таковой, а особенной, запретной, содержащей сакральное, чаще всего опасное и разрушительное знание, является ключевым, поэтому он изображает в своих произведениях целую библиотеку вымышленных, не существующих в реальности читателя книг, вокруг создания (расшифровки, обретения) которых вращаются сюжеты многих его рассказов. Самая известная из придуманных, но ненаписанных книг Лавкрафта – «Некрономикон».

161

«Та часть моего существа, которая пишет, глубинная часть, которая знала, что я алкоголик, еще в семьдесят пятом, когда писалось „Сияние“, этого не принимала» (Кинг С. Как писать книги).

162

Пер. Е. Александровой.