По ком звонит колокол - [9]

, представший светом пламенным в среде терниев[76], язвящих остриями своими [77], предстань и мне из язв и боли нынешней болезни моей, снизойди до меня, дабы мог я познать Тебя как Господа своего. Сотвори сие, Господи, ради Того, Кто был самим Царем Небесным, ради страданий Того, Кто был увенчан тернием в мире сем.

III. Decubitus sequitur tandem Больной укладывается в постель

Robert Fludd, De Supernaturali, Naturali, Praeternaturali Et Contranaturali Microcosmi historia... 1619.

Роберт Фладд. О сверхъестественной, естественной, неестественной и противоестественной истории микрокосма, 1619 г.

МЕДИТАЦИЯ III

Нам дарована лишь одна привилегия: превосходя все иные создания, которым отпущено ходить, склонившись долу, Человек сотворен ходить вертикально [78], и тело от природы дано Человеку таким, дабы мог он созерцать Небо. Сама форма тела человеческого исполнена благородства — и помня о том, что оно обязано всем одной лишь душе, тело выплачивает свой долг, неся душу ближе к небу. Взор прочих созданий опущен к земле; что до человека: пусть даже земля может служить ему объектом созерцания, пусть он устремляет помыслы к земному — ведь придет срок, и в землю сойдет он, но судьба его отлична от судьбы прочих тварей, что так и пребудут в мире сем; само тело призывает человека помышлять о месте, которое есть обитель его, — о Небе. Но пусть и принадлежит ему Небо по исконному праву — каково же при том положение человека, хоть и выделен он среди всех созданий? Одного дуновения лихорадки достаточно, чтобы сбить его с ног, лихорадка приходит — и лишает человека царственного достоинства; вот, вчера еще эта глава, увенчанная венцом царственным, гордо высилась, претендуя быть на пять футов ближе к венцу славы, — но натиск лихорадки заставил ее склониться — и ныне, смотрите, пребывает она вровень со стопами. Когда Господь пришел вдохнуть в человека дыхание жизни, Он нашел Адама распростертым на земле [79]; когда Господь приходит вновь, чтобы это дыхание отнять, то, приуготовляя нас к тому, Он укладывает нас на ложе. Найдется ли тюрьма более тесная, чем одр болезни: ведь прикованный к нему во всем подобен узнику, но при том не может сделать и двух шагов! Отшельники, заслонившиеся от мира корой древесной, избрав своим обиталищем деревья полые, отшельники, что воздвигли между собой и миром стены, замуровав свои кельи, тот упрямец, что бочку предпочел иному жилищу [80]: они могли стоять или сидеть, обретая радость в перемене позы. Но ложе болезни — сродни могиле; всякий стон, срывающийся с уст распростертого на нем больного — лишь вариант его эпитафии. Еженощное наше ложе и то подобно могиле: удаляясь ко сну, мы говорим слугам, в котором часу воспрянем ото сна; но здесь, на одре болезни, мы не можем ответить самим себе, когда же восстанем с него, ибо не знаем ни дня, ни недели, ни месяца, когда суждено тому случиться. Здесь глава наша столь же низка, как стопы наши; Глава народа, владыка, разбитый болезнью, покоится столь же низко, как те, кого попирали стопы его; рука, что подписывала помилования, столь слаба, что не может подняться, моля о пощаде; ноги бессильны шевельнуться, словно связали их узами невидимыми, руками невозможно двинуть, будто на них кандалы — и тем верней обездвижены члены, чем незримей путы, стянувшие ноги, и оковы, отяжелившие руки; чем слабее мышцы и сухожилия, источенные болезнью, тем бессильнее над ними воля. Из могилы я могу говорить сквозь камни: говорить голосами друзей моих, теми словами, что в память обо мне диктует им любовь; но пребывая здесь, на ложе болезни, я превратился в собственный Призрак: любой мой жест, любое слово скорее пугают моих ближних, нежели наставляют их; те, кто рядом со мной, осознают, сколь тяжело мое состояние, и страх их растет с каждым мгновением; они почитают меня за мертвеца — но, проснувшись среди ночи, вопрошают, как мое самочувствие, а наутро вновь задают вопрос — как здоровье мое. Жалкое (пусть даже ведомое каждому) положение, несовместимое с человеческим достоинством: мне дано познать, что значит лежать в могиле, недвижно, но не дано познать Воскресения, ибо мне уже не встать с этого ложа.

УВЕЩЕВАНИЕ III

Господи Боже мои, Иисусе Христе, Крепость моя и Спасение, Тебе я внимаю, Тебе: ведь сказал Ты Ученикам, когда они не допускали до Тебя детей неразумных: пустите малых сих и не препятствуйте им приходить ко Мне[81]. Но есть ли кто, более подобный младенцу в его беспомощности, чем я в нынешнем моем состоянии? Пусть не могу я вослед слуге Твоему Иеремии воскликнуть: Господи Боже! я не умею говорить, ибо я еще дитя[82]; но, Господи, я как больной младенец: не могу есть, я как младенец, что еще не встал на ноги: не моту ходить; как же приду я к Тебе? И куда мне прийти? К одру болезни? Я слаб — но притом капризен, как дитя малое: я не могу привстать, но отказываюсь ложиться в постель — разве там обрету Тебя? Всегда ли я был столь беспомощен? Распластанным на ложе предстаю я Тебе, но разве одр болезни — подобающее место для молитвы: или Ты, Господи, обвиняешь меня, подступив ко мне и явив мне все прошлые прегрешения? Но карать за беспутство, уложив грешника на ложе, которое было ложем греха, — не то же ли самое, что повесить несчастного в дверях дома его? Когда упрекаешь нас устами