Твоего, что возлежим на
ложах из слоновой кости[83], не Твой ли гнев изливается на нас? и Ты будешь гневаться, доколе с
ложа из слоновой кости не перейдем мы на
ложе из черного дерева? Давид клялся перед Тобой, что,
покуда не воздвигнет дома Тебе, не взойдет на ложе[84]; ибо всходящий на ложе чает обрести покой и напитать силы свои. Но ведь сказал Ты:
повергну Иезавель на одр[85], Ты Сам назвал ложе сие ложем скорби, скорби великой: Как же придут они к Тебе, те, кого поверг Ты на одр болезни? Ты пребываешь среди
верных Твоих, я же — в одиночестве: но ведь когда слуга сотника лежал дома расслабленный,
хозяину его достало сил прийти ко
Христу[86]; но больной не может покинуть ложе свое. Ведь и разбитый
параличом имел четырех друзей, пребывающих во здравии, чтобы те принесли его ко
Христу[87]; но больной не может прийти сам. И теща
Петра лежала в горячке, и
Христос пришел к ней
[88]; она же не могла выйти к нему. Друзья могут перенести меня в обитель Твою, вознося молитвы в
собрании верующих; но Ты — Ты Сам должен снизойти ко мне, почтив мою обитель дуновением
Духа Святого, наложив на меня Печать
Таинств[89]; но когда я повержен на ложе болезни, оно превращается в узилище крепкое, ибо плоть немощная держит меня крепче всяких оков, а тонкие простыни — непреодолимей дверей стальных!
Господи! возлюбил я обитель дома Твоего и место жилища славы Твоей[90]; на одре болезни не перестаю твердить:
Блаженны живущие в доме Твоем[91], но разве могу сказать:
войду в дом Твой[92]; могу сказать:
поклонюсь святому храму Твоему в страхе Твоем[93], но могу ли сказать во
храме святом:
ревность по доме Твоем снедает меня[94], снедает столь же верно, как лихорадка. Разве отказываюсь я посещать
службу церковную[95]: будь моя воля, я бы пришел во
храм — однако я подобен отлученному
[96], ибо мне отказано во входе в дом Твой. Но
Господи, Ты
Бог в сонме святых[97], и
славословие церковное угодно Тебе; зачем же отзываешь меня от служения?
будет ли прах в могиле славить Тебя[98]? Вот он я, на пороге могилы, распластан на одре болезни — кто услышит, как я возношу Тебе хвалу? — Дал ли
Ты мне разлепить губы, дабы рот мой мог восславить
Тебя, — хвала, одна только хвала звучала бы из уст моих? Но есть еще и страх, что удерживает меня, страх, ведомый
апостолам, ибо боюсь,
проповедуя другим, сам остаться недостойным[99]; пусть Ты низринул меня ниц — но тем самым Ты не отринул меня; призывая меня к Себе, Ты мог выхватить меня за волосы, как
Аввакума[100], мог ниспослать
колесницу, как
Илие[101], и в ней забрать меня от мира сего, но Ты приуготовил мне иной путь — не тем ли путем вел Ты
Сына, когда молился Он, пав ниц на
землю[102], и был
вознесен от земли на кресте — и
Распятие Сам назвал вознесением
[103], — прежде
сошел во Ад, а затем
восшел на Небо[104]. Я еще не прошел всех
ступеней нисхождения (которые даже не
ступени, но
промежуточные состояния). Покуда я лежу на одре болезни — но придет завтрашний день, и положат меня на
пол, и буду лежать на лице Земли, а днем позже снизойду еще ниже, в
могилу, в утробу земную: но покуда Господней волей пребываю, подобно
метеору, между
Землей и
Небом; и не на Небе, ибо тело из персти земной тянет вниз, подобно веригам, — и не в земле, ибо моя небесная
душа стремится ввысь. Сказано в Твоем Законе, Господи:
если один человек ударит другого, и тот не умрет, но сляжет в постель, то ударивший не будет повинен в смерти; только пусть заплатит за остановку в его работе и даст на лечение его[105]. Меня поразила Твоя длань, Ты вверг меня на ложе, — и если суждено мне встать вновь, то в Тебе я обрету воздаяние, ибо во все дни жизни моей пребудет со мной память об этом недуге, память, которая есть благо; если же суждено телу моему сойти в землю, Ты восхитишь мою
душу из этой купели и поставишь ее перед Отцом, и омоешь ее
слезами Своими,
потом Своим и Кровью
[106].
Всемогущий, всеблагий Боже, лишивший силы ноги мои, но не лишивший меня опоры, ибо Ты — опора моя, — Боже, отнявший от тела моего Твой дар, способность стоять прямо и созерцать Твой престол — Небеса, — но не отнявший у меня тот свет, благодаря которому я могу лежать и созерцать Тебя Самого, — Боже, сокрушивший мышцу мою, напоивший слабостью тело мое, так что не в силах я преклонить колен и пасть перед Тобой ниц, — но оставивший мне сокрушенное сердце, к Тебе, одному Тебе склоненное: встану в сердце моем на молитву и буду призывать Тебя. Ложе мое Ты превратил в алтарь — преврати же меня в жертву, и как Твоей волею стал Сын, Иисус Христос, священником, да стану я диаконом, сослужаюшим Ему в трудах, что призваны очистить от скверны тело мое и душу, дабы были они угодны Тебе. Боже мой, Тебе предаюсь, Боже (ибо, насколько могу я восстать и идти, я восхожу к Тебе, укрепляясь Твоим ко мне снисхождением), предаюсь в доверии, памятуя обещание слуги Твоего, Давида: Ты устроишь ложе больного в болезни его[107]. И потому, как бы ни ворочался я на ложе моем, Ты — предо мной. И зная, что то Твоя рука коснулась тела моего, верю, что сень Твоя пребудет и над ложем моим, ибо и
