По гриб жизни - [30]

— Дрон не подаёт признаков жизни, запасного нет. Уходим.

Бедные мы бедные, дяди пылью покрытые, солнца не видящие, без него бледные, нас заставили рапорты писать люди вредные. Боже, о чём их писать?! Правда, следует признать,

для написания нам выдали шаблон из сорока вопросов. “Как вы себя чувствовали в момент пересечения портала?”, “Закрывали ли вы глаза?”, “Ощущалась ли какая-либо разница между воздухом нашего и чужого мира?”, “Какого вопроса не хватает в нашем опроснике?”, “Чей Крым?” и т. д. и т. п. “Отвечайте подробнее, пожалуйста!”

Ушастый двоечник начеркал ответы быстрее, быстрее!!! ааааААА, убежал в подвалы тренить волновое пламя. Всю неделю времени у него на это не оставалось, дядя Вазген запрещал нам использовать сверхспособности — у кого они были — во время групповых тренировок. “В свободное время, как бы, тренируйтесь на здоровье”. Морально, он, значитца, за нас… за них, то есть. У меня-то всё грустно. И вроде жив, и здоров… и вроде жить не тужить… так откуда взялась… пее-чааль…

— Мишенька, это ты? — в трубке знакомый до боли голос, — Привет, сынок! — радость, неуверенность… неловкость.

Мама.

За суетой, вечным ощущением попавшей в глаз тревоги, я совсем забыл про родителей. Нет, не забыл… отложил в сторону, в угол своей жизни, на потом. Началось это… куда раньше волны; как поступил, так и.

Мама звонит сама, я занят: учёба, работа, девушки, игры, книги, сон, секс. “Мама, извини, но мне надо бежать, дела, пойми, дела, дела”.

А потом ты, ***ть, просто не перезваниваешь, “забываешь”. Ты родителей любишь? Люблю. Только вот места для них в жизни нет. Я звонил им раз в месяц, разговоры ни о чём, нескладные беседы, вещи, о которых лучше не рассказывать — чтобы не волновать, чтобы не выслушивать. “Как дела, сынок?” “Да всё нормально, пап”.

Всё нормально, **ка, всё нормально.

— Привет, мам! — блин, голос надо веселее, что за похоронка, — Как вы там?

— Всё хорошо, мы у тёти Василины на даче, — я слышу в её голосе улыбку, — Вместе с отцом, хочешь с ним поговорить?

— Конечно, но сначала ты давай рассказывай, как у вас дела?

С отцом я говорить не хочу.

— Всё у нас по-старому. Воду горячую на квартире отключили, трубы меняют, уже вторая неделя пошла. Мы и поехали по гостям, — она усмехнулась, — Вы как с Димкой, уже вернулись с деревни? Хорошо, что ты нас тогда через Баира предупредил, я ведь звонила, номер твой был недоступен…

**ка.

— Да вот… как-то вышло так, спонтанно, — пауза, — А как там наш Василий поживает? Вы его с собой взяли, или тёть Люду сумели умаслить?

— Здесь он, в клетке, ты ещё сам её покупал, помнишь?

— Конечно! Мы тогда…

Разговор оставил двоЯКое впечатление: волосатые быки тёплые, но до жути скрытные. Я не сказал родителям о том, что я волновик. И если прежде мы с другом хранили секретный секрет, то сейчас секрета уж нет, а вот привычка никому не говорить о бойцовском клубе осталась.

Я ведь теперь, ххе, гражданский специалист на службе у государства, с перспективой получения звания, хорошей зарплатой; при этом, однако, невыездной. Работа вредная, молоко не дают — козье, дают только коровье, да и то сплошной пастерилизат. И об этом я тоже умолчал. А ведь секреты убивают. Благими намерениями. И вроде поговорили хорошо, тепло, но на сердце не всё годно, свербят просроченные тайны. Надо рассказать всё как есть.

В следующий раз.

Глава 25

— Крысы бегут с корабля! — патетически восклицает дядька в розовом пиджаке, — Вы знаете, почему крысы бегут с корабля? — капельки пота со лба, маленьким белым платочком, — Потому что корабль вскоре пойдёт ко дну!

— Что вы имеете в виду, Александр Александрович? — ведущая не только красива, но и умна, она догадывается, куда клонит её визави.

Но пусть говорят.

— Ещё древнеримские матросы заметили, что с некоторых кораблей во время стоянки в порту массово убегают крысы, — франт поправил очки, морщится, — После чего эти корабли НАВСЕГДА уходят в море. Крысы обладают экстрасенсорными способностями; 23го августа 1942го года крысы гигантскими серыми стаями бежали прочь из Сталинграда, они ЗНАЛИ про грядущую бомбардировку, про сотни тысяч зажигательных, осколочных и фугасных снарядов, практически сравнявших город с землёй.

И я вам вот что скажу, — пухлый палец взмывает в воздух, — То, что из проклятых богом порталов вылазят именно крысы — это не совпадение, это ЗНАК того, что там, на той стороне — смерть. А смерть не отпускает своих жертв, она… –

ведущая дважды сомкнула указательный и большой пальцы, повинуясь её сигналу, кто-то невидимый, но могущественный, отключил лысому микрофон.

— Александр Александрович, присядьте на наш уютный диванчик, мы вас услышали. Вы правы, бояться легче всего того, чего не видно.

Вот вы замечали, — женщина обратилась к зрителю, эффектно, вполоборота демонстрируя в камеру низкий вырез тёмно-синего платья, а в нём аппетитный кусочек упругой груди. И капелька крови, заключённая в серебряную клетку, в ложбинке кулончик с рубином. Может и подделка, кто уж тут разберёт.

Тут уж только наощупь, –

Что в фильмах ужасов пугающие нас вещи обязательно от нас прячутся. Мы, люди, боимся непонятного, невидимого, как утверждал великий и могучий Дамблдор, — брюнетка улыбнулась, склонила голову вправо, — Некоторые боятся темноты, — щелчок пальцев, в студии гаснет свет, дружный “ах” зрительного зала, и этот голос, нарочито медленный, — В темноте… вы можете встретить МЕНЯ… или же… воображаемого монстра, но! Мы можем просто включить свет, — очередной щелчок, лампы загораются, глаза расширяются, зрачок поражён, — И увидеть правду. Только сегодня, только у нас в студии —