Всё произошло внезапно, как оно всегда и происходит, я ТАК думаю.
Люди не сразу поняли, что всё, всё серьёзно.
В один из весенних дней дерзкая, как пуля резкая, волна плотного воздуха “прошла” через меня… через нас. Мы с другом возвращались на съёмную квартиру из Быстронома, я от неожиданного толчка растянулся на оттаявшей земле, Димка перенёс “волну” на своих двоих. Он всегда был чуть более стойким, морда.
“Хорошо, что покупки тащит он, яйца мы не расколотили” — именно такой была первая мысль, посетившая моё ошеломлённое сознание. Не знаю, о чём думал друг, он громко и нецензурно выражался, пугал оттаявших после зимы воробьёв, я, впрочем, тоже… не молчал.
Ветер — решили мы — странный ветер. И лишь под вечер, готовясь ко сну, раздевшись до трусов, я взглянул в квадратное зеркало, —
вихрастые чёрные волосы надо бы помыть, но уже завтра, “Что??” —
удивлённо выдохнул я в лицо своему удивлённому отражению. “А это что за хрень?”
На левом плече, там, где раньше располагалось лишь сливающееся с кожей пятно-шрам от противотуберкулёзной прививки, я обнаружил зелёную татуировку, на которой был схематично изображён гриб… да, думаю это всё же гриб.
Ножка и шляпка, контур.
— Ты видел, Мих! Нет, ну ты видел?! — кричит ушастый.
Димкины уши природой были разведены в стороны чуть более, чем принято, чуть более, чем “модно”, — но для школьной клички хватало.
— Да видел я, видел, успокойся, — друг светится, и это дико, дико заразно.
Внутренний счётчик Гейгера надрывается-трещит, улыбка освящает моё лицо, вот те, грит, крест; уровень духовности в комнате шкалит, хочется открыть форточку.
— Я спокоен, я спокоен как слон, — достав из памяти бородатую метафору, друг прекратил размахивать руками, уселся на кухонный табурет.
— Как слон, ужаленный прямо в *опу маленькой, но очень, очень злобной пчёлкой, — язвительно, грубо, на нервах добавляю непрошенный комментарий, — Вон, — шлепок по руке, — У меня, между прочим, тоже на плече самопроявилась ***тская татушка, одна, **ка, штука, — но я же не ору!
Вчера я очень устал и не стал размышлять о причинах и следствиях. Взглянул на плечо, протёр глаза, взглянул в зеркало, взглянул на плечо, матюгнулся, сплюнул в раковину, почистил зубы и лёг спать. Утро вечера мудренее? Угу.
— Ну это у тебя, да мало ЛИ! Может ты её вообще себе САМ наколол, чисто по приколу, м? Но я-то себе ТОЧНО не колол. КАК она там очутилась? Может мы вчера пили? Я вчера пил? — друг сморщил лоб, — Я вчера пил? — отрицательно качаю головой, — Вот и я такого не помню. Мы пришли, потом конспекты, потом сон, потом… потом всё, утро.
— Потом день, потом вечер; потом ночь, потом всё, смерть, — оптимистично заканчиваю логический ряд, — Кушай яичницу, остынет.
— Какая яичница, твою ж мать! У меня САМА СОБОЙ, НА ПЛЕЧЕ, МАТЕРИАЛИЗОВАЛАСЬ ТАТУХА!
— Мою маму не трожь, понял! — мой голос сух, напряжён.
— Лан, сорян. Сам видишь — как оно всё выходит…
— Вижу. Ешь.
— Угу.
— У тебя там, походу, пламя, — ушастый сидит за столом в матроске на голое тело, — Ты заметил, что тату выглядят старыми? — рукав футболки тяну вверх, — Не видно ни воспаления, ничего. Пальцем и мылом не стираются.
— Может мы чем-то траванулись? Газом? Нас усыпили, пока мы были в отрубе нам накололи эту херню и сейчас снимают скрытой камерой? — Димка крутит шеей, производит осмотр стен в тщетных поисках глазка.
— Вряд ли. Я вчерашний день помню чётко, никаких провалов, вплоть до того момента, когда обнаружил на плече “подарочек”. Перед сном.
— И как тогда это всё объяснить, м?
— Сверхъестественное!!! — понижаю голос до таинственного шёпота, — Мы с тобой избранные! И скоро к нам придёт письмо из Хогвартса!
— Не староваты ли мы для Хогвартса? — аргумент…
— Ну… это особый Хогвартс, 21+, — нашёл я правильный ответ на каверзный вопрос, — Ммм, какие там Гермионы…. — и глаза мои, мечтательно так, закатились под диван.
— Кто о чём, а лысый о волосах, — удар ниже пояса?
— А сам то, Дим, не лысый?
— Не лысый я, не лысый, да и девушка почти в кармане! — туше? Едва ли.
Пшеничного цвета волосы — “гордость” моего друга. Длинные, ниже лопаток, они требуют регулярного ухода; обычно он собирает их в хвост, крепит резинкой; иногда заморачивается, заплетает “эльфийские” косички. Я с моей короткой стрижкой, по его мнению, всё равно что лысый.
— Почти? — выделил я в речи собеседника самое слабое звено, — Тебя Маринка уже какой месяц динамит: третий или пятый? А, седьмой.
— Иди ты, Миш, лесом, — неконструктивное парирование, — Не лезь в мои наивные мечты со своим бюстом суровой действительности!
— Даже здесь ты вспомнил про бюст…
— У тебя он на кухне вместо телевизора стоит, как тут про него не вспомнить, — ушастый показал мне язык. Ах ты ж! — Что вижу, как говорится, о том и пою.
На кухне и правда есть гипсовый бюст В.И.Ленина. Он бессмысленно стоит на холодильнике. Или сидит? Суровый взгляд вождя мирового пролетариата сурово взирает на нашу утреннюю перепалку, мне порой кажется, что мужик вообще не умеет улыбаться. Лучше бы, конечно, бюст был женским, но арбузов не завезли — квартира съёмная, по документам снимаю я один, бюст во время заселения уже был. Был, есть и будет быть.
