По экрану памяти: Воспоминания о Второй Колымской экспедиции, 1930—1931 гг. - [5]

А Евгений Иванович обладал многими из этих качеств.

Внешне Игнатьев был не очень приметным. Невысокого роста, необычайно подвижный. У него было почерневшее от загара лицо, обветренное, худое, со слегка запавшими щеками, крутой подбородок, сильные, развитые от физической работы руки. Разве что отличало его от других рабочих, так это непривычные для того времени аккуратно и коротко подстриженные усы. Обращала внимание также его сдержанно-вежливая и вместе с тем спокойно-уверенная манера держаться и с начальством и с рабочими. Речь его была грамотной, он производил впечатление человека воспитанного и образованного. И действительно, позднее в разговорах выяснилось, что Евгений Иванович происходил из интеллигентной семьи, получил среднее образование, но рано ушел из дома, решив начать самостоятельную жизнь. В 1925–1926 годах жизненные дороги привели его на Алдан, где он работал на разведке золота. Оттуда в 1928 году вместе с группой рабочих он и прибыл на Колыму для участия в Первой геологической экспедиции. Поначалу многих из нас, и меня в том числе, Игнатьев настораживал своим суровым и неприступным видом, немигающе-пристальным, порой колючим взглядом небольших, глубоко посаженных глаз. Но при постоянном общении с ним он из замкнутого и настороженного превращался в доброжелательного, доверчивого и надежного товарища. После совместно проведенных полевых работ летом 1929 года нас уже связывала искренняя дружба. И теперь Евгений Иванович тоже упорно ждал второго похода на Колыму.

И вот в эти дни тревожной неопределенности меня наконец пригласил для беседы директор Инцветмета Владимир Клементьевич Котульский.

Зимой, работая над отчетными материалами, и особенно в последние месяцы ожидания, я много задумывался над дальнейшим направлением геологических исследований на Колыме. Как и Ю. А. Билибин, я был убежден в том, что необходимо как можно быстрее проверить все предложения и прогнозы, организовать новую экспедицию с учетом опыта и недостатков Алданской и Первой Колымской. экспедиций. Своими мыслями и планами я не раз пытался поделиться с Юрием Александровичем, чтобы вместе обсудить их. Но он был постоянно чем-то занят, озабочен, в Инцветмете появлялся редко, и разговор этот под разными предлогами откладывался.

Долгожданное приглашение к директору Инцветмета Котульскому, к тому времени уже широко известному геологу, который нам, молодым, казался суровым и недоступным, признаюсь, меня несколько испугало. Тревожили сомнения: как отнесется опытный геолог к моему представлению о работах экспедиции и ко мне лично, как к предполагаемому руководителю. Сумею ли убедить его в необходимости геологопоисковых работ в самом широком масштабе и непременно в этом году?

Беспокоила меня и моя застенчивость, которая нередко мешала доходчиво и связно говорить даже о знакомых вещах. Порой я вдруг терялся, становился неловким, косноязычным. И теперь иногда все еще проявляется этот досадный недостаток, не раз доставляющий мне неприятности и, возможно, создающий обо мне искаженное представление у окружающих.

Поэтому в кабинет директора я шел в предельном напряжении. Войдя и представившись, я получил приглашение сесть. И затем В. К- Котульский попросил меня рассказать о том, как я планирую работу будущей экспедиции, как представляю ее цели и задачи. Я изложил приблизительный план геологических исследований, рассчитанный на полтора-два года, который может быть выполнен силами восьми-девяти геологопоисковых партий, в том числе одной рудоразведочной с определенным объемом поверхностных и подземных горных выработок. Был установлен и примерный объем шурфовки на разведке россыпей в зимний период. Кроме того, в плане предусматривалась одна астрономо-геодезическая партия для обеспечения глазомерной съемки геологов и поисковиков опорной сетью астропунктов и триангуляцией. Необходимость включения астрономо-геодезической партии вызывалась отсутствием в то время сколько-нибудь точных топографических карт Северо-Востока нашей страны. Исключение составляли лишь узкие береговые кромки морей, бухт, заливов, карты которых были составлены морским ведомством. Для остальной территории была нарисована по расспросным сведениям мелкомасштабная схематическая и очень приближенная карта гидросети. Нам предстояло создать первые более точные крупномасштабные карты исследуемых районов.

Обговорив состав экспедиции и объемы основных видов работы, я решил особо подчеркнуть, что наряду с главной целью экспедиции — выявить новые промышленные месторождения золота, не менее важная ее задача — отыскать эти возможные месторождения ближе к побережью Охотского моря. В случае успешного решения этой задачи в условиях бездорожья легче и экономичнее было бы завозить грузы для будущих приисков и рудников. Это способствовало бы ускорению их организации и расширению добычи драгоценного металла, упростило бы строительство будущей дороги. Такая идея возникла у меня еще во время первого пребывания на Колыме, когда пришлось испытать трудности с переброской грузов, что в конце 1928 года едва не привело к голоду первую группу Билибина и бедствиям старателей и сотрудников прииска Среднеканской конторы Союззолота. И эта мысль особенно окрепла во мне после возвращения из Среднекана на Олу по окончании экспедиции 1929 года.