По дороге к высокой башне - [47]

«Все-таки псы не люди и не лесные кошки, может быть они не смогут забраться на скалу?» — думал я, скрючившись на самой вершине и глядя на черные молнии, мечущиеся внизу. Страшные звери завывали и грызлись на поляне. В темноте трудно было разобрать, что они делают в лагере, но по довольному ворчанию можно было догадаться, что они добрались до моих вещей и остатков варенного мяса. Забраться на камень псам оказалось не под силу, несколько тварей сделали попытку дотянуться до меня, но с жалобным визгом сорвались вниз. И все-таки вожак решил рискнуть. В белом свете луны я видел, как крупный пес запрыгнул на камень и осторожно пробуя лапой уступы прямо перед собой начал пробираться вперед. Отступать мне было некуда, поэтому я выхватил саблю из ножен и приготовился защищаться. Я понимал, что напасть лучше самому, не дожидаясь пока пес выберется на ровное место. Оскальзываясь на уступах и рискуя каждое мгновение свалиться прямо в пасти голодным хищникам, я немного спустился вниз, замахнулся и попытался ударить мерзкую тварь. Сабля с шумом рассекла воздух, но в самый последний момент пес прянул назад, заскользил по скале и чуть не сорвался. Я и сам едва удержался на камне. А зверь уже рванулся вперед, пытаясь дотянуться до меня острыми клыками. Теперь пришла моя очередь уворачиваться от собачьих зубов. Зловонная пасть щелкнула в нескольких сантиметрах от моей ноги. Каждое движение давалось нам с большим трудом, и я и вожак в любую минуту могли сорваться вниз. Обменявшись ударами, мы словно опытные фехтовальщики замерли оценивая друг друга. Я начал медленно пятиться назад, пес двинулся следом. Так мы добрались до самой вершины. И тут зверь не выдержал. Запах крови стал настолько силен, что он больше не смог контролировать себя. Он зарычал и бросился вперед. В последний момент я успел выставить перед собой саблю и чудище со всего маха налетело на каленное острие. От удара меня отбросило назад на тело Тагона, а вожак с истошным визгом полетел вниз в темноту.

Всю ночь стая бесновалась внизу под камнем, а на рассвете с первыми лучами солнца лесные псы исчезли. Если бы не обглоданные кости убитого мной вожака, изорванный в клочья кожаный панцирь и разоренный лагерь можно было подумать, что ночные бродяги привиделись мне во сне. До утра я просидел на вершине сжимая в руке меч Тагона, моя сабля улетела в темноту вместе с телом мертвого пса. Почему чудовища сняли осаду и ушли так и осталось для меня загадкой. Я попытался припомнить, что мудрецы писали в книгах об их повадках, но из этого ничего не вышло. Где-то в глубине души я подозревал, что страшные звери появились не просто так. Возможно, в очередной раз боги испытывали меня. Сколько еще мне предстоит пережить прежде, чем они решат, что мальчишка-послушник достоин покоя и тихой благополучной жизни?

Уже под утро мне привиделся короткий сон. Неожиданно прямо из воздуха передо мной возник Холин, одетый в кожаный панцирь степняка из-под которого торчали рукава короткой не по размеру куртки и голые тощие запястья. Увидев приятеля, я ужасно обрадовался. Почему-то все это время я был твердо уверен в том, что ничего плохого с ним не случилось.

— Я искал тебя в городе, — сказал я, — и не нашел.

— Знаю, — ответил мальчишка, достал из котомки большую лепешку и принялся ее грызть.

— Ты правда живой?

— Живее не бывает, — усмехнулся юный стражник, — сам знаешь мертвые не ходят и не едят.

— Но это же сон, а во сне всякое бывает.

Холин пожал плечами, оторвал от лепешки приличный кусок и протянул мне.

— Сон — не сон, какая разница. Я вообще к тебе по делу пришел.

Я взял угощение, но есть не стал.

— Что за дело такое?

— Хватит на камне рассиживаться, пора идти. Тагон шепнул тебе тайное слово. Теперь, если все правильно сделаешь дворянином станешь.

— Что ты мелишь, — возмутился я, — не говорил он мне ничего.

— Как же, — удивился мальчишка, — «дикое место» — это и есть тайные слова.

— Даже, если и так, — уперся я, — он думал, что говорит со своим племянником. Ты что же хочешь, чтобы я себя за другого выдал?

— Нее, — протянул Холин, — племянник то жив-здоров. Его именем называться нельзя. Скажи, что ты Тагонов бастард.

Я ужасно разозлился на приятеля. Он еще на стене принялся донимать меня этими тайными словами. Какой из меня дворянин, какой воин? Только и умею, что за чужими спинами прятаться да от опасностей в лес убегать.

— Не могу я так. Не по-людски получается.

— Чего это, — удивился Холин, — какое кому дело, если ты Тагонов дом себе заберешь. Племянничек поди не обеднеет. У него своя усадьба имеется, а у тебя ничего нет кроме кривых рук да дурной головы.

— У самого у тебя руки кривые, — обиделся я.

— Главное не забоись, — хихикнул Холин, — до конца иди, если начнут тебя пытать на своем стой. Мол ничего не знаю, не ведаю, с отцом только на днях столкнулся, а раньше даже и не знал о нем ничего.

— Не правильно так, не честно, — заупрямился я.

Но стражник уже не слушал. Он вдруг вырвал у меня кусок лепешки, засунул его целиком в рот и пробубнил, — если не забоишься станешь вельможей.

Я хотел врезать ему по уху, но Холин увернулся, повис в воздухе и ехидно добавил, — вельможа — толстая рожа.