По дорогам войны - [28]
23 июня немецкие танковые дивизии уже проникли глубоко на юг от Луары. Они могли быть километрах в трехстах от нас. К счастью, уже на следующий день за нами пришли корабли, которые британское правительство спешно изыскало по просьбе президента Э. Бенеша и отправило во французские порты. В порт Сет вошел британский эскадренный миноносец "Кеппел", чтобы продемонстрировать здесь британскую морскую мощь и обеспечить охрану погрузки. За ним вошли транспортные суда. Так, около полудня 24 июня мы поднялись на борт корабля.
* * *
Долгожданный день настал. Уже с утра в Безье все было в полной готовности. Около девяти сели по машинам. Мы тоже кое-как набились в наш "форд" и устремились на сборный пункт.
В последний раз проезжали по улицам города. Это было бегство из Франции. Мне стало жаль ее, но обманутые надежды и горечь поражения - и какого поражения! - мешали мне признаться в этом. День стоял великолепный. Над нами раскинулось раскаленное южно-французское небо, нещадно палило солнце, а вокруг нас царил холод южно-французского безучастия.
Колонна формировалась на южной окраине города, на шоссе в Нарбонн. Около десяти мы тронулись в путь. Длинная колонна с чехословацкими солдатами растянулась по шоссе к порту Сет. Французы относились к нашему уходу с гордым равнодушием.
Мы въехали в Агд. В тот же самый Агд, который 14 февраля 1940 года я в избытке счастья обнимал своей любовью к Франции. Сегодня мы робко проезжали по древнему городу, так как убегали из Франции. Пронеслась мимо узенькая улица Мольера, и вот уже мы миновали строения бывшего лагеря чехословацких частей. Там уже не развевается флаг.
Наконец-то Сет. Мы проехали по оживленным улицам, а вот и битком набитый людьми мол. Был уже полдень. Солнце немилосердно обдавало нас жаром недалекой Африки.
В порту на приколе стояли заброшенные грузовые суда. На молу французы нас разоружили. Какое им дело до того, что мы хотим продолжать бороться и за потерпевшую поражение Францию? Мы вступили на британский эсминец. На нем уже негде было повернуться, а люди все прибывали. Сидели на снарядах, на глубинных минах, на торпедных трубах. Английские моряки устраивали женщин и детей, уносили чемоданы, подавали легкую закуску, кормили собак. Они были вездесущи. Молчаливые, вежливые.
Рядом на другое судно грузили наш багаж. В пятистах метрах от нас стоял другой эсминец, французский. Моряки сидели на палубе, свесив ноги за борт; они болтали ногами над водой и смеялись. Смеялись над нашей бедой, над трагедией Франции. И при этом зорко наблюдали за тем, что происходит на "Кеппеле". Я подошел к торпедным трубам британского эсминца и с удивлением обнаружил, что они направлены на французский миноносец.
Мы отчалили от мола и ловким маневром вышли в открытое море, где на якоре стоял огромный пароход. Из его трубы поднимался к небу слабый дымок. "Мохаммед Али эль Кебир" с английским экипажем и египетским флагом на мачте (британские пароходы уже не имели права заходить во французские порты) ждал нас в международных водах перед портом.
Из-за сильной волны маневр "Кеппела" с одного борта не удался. Мы обошли "Мохаммеда" и пришвартовались к пему с другой стороны, на этот раз удачно. Переправиться с низкого и легкого эсминца на большой высокий пароход оказалось не так-то легко. Море волновалось, и борта судов то сходились, то расходились. Моряки давали команду, в какую минуту прыгать, конечно с их помощью. Не обошлось без смятения и криков. Потом кидали и наш багаж. С ним обращались уже по-другому, и кое-что пошло на дно морское.
И вот мы на "Мохаммеде". Франтишка вконец измучилась, я это прочитал по ее глазам. Детей же полностью захватили необычные события вокруг них. Красоты особой тут не было. На пароходе скопилось несколько сот людей, и теперь все бродили, загораживали проходы и трапы, мешали морякам, беспомощно крутились на месте, бегали туда-сюда и все время что-то искали. Некоторые, как уцелевшие после кораблекрушения, сидели на своих вещах и молча, утомленно смотрели на суету вокруг них. Кто-то сказал, что нужно побеспокоиться о каютах, и вот уже все сгрудились у маленького окошечка, где молодой флотский офицер тщетно отбивался от града вопросов и требований. Мне дали каюту в пристройке на верхней палубе. В каюте оказалось три койки. Франтишка сразу же принялась устраивать ночлег, а я с детьми пошел на разведку.
Беготня по палубам и трапам понемногу улеглась. В кожаных креслах и на диванах прочно заняли позиции скептики, предпочитающие иметь синицу в руках, чем журавля в небе. Они не сдвинутся с места, хоть ты их озолоти!
Синее, как синька, небо было без единого облачка. Воздух отяжелел от полуденного зноя. Вдали, на берегу, виднелась живописная композиция домов, обрамленных буйной зеленью виноградников, россыпь портовых сооружений на темно-синем фоне. И над всем этим сияло прозрачное небо, излучая ленивую беззаботность. Такой предстала на прощание перед нами Франция. Хотелось бы пожалеть эту прекрасную страну, но было много такого, чем французы обидели и себя и друзей. Не было честности, не было мужества, не было старой французской чести. И во всем этом вина только самой Франции!
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.