По большому счету - [27]
Геращенко было смешно и горько. Теперь любые, даже самые что ни на есть рыночные, его инициативы молодые реформаторы принимали в штыки. Геращенко ворчал: «Ходят в манишке, а сзади задница». Он видел, что рыночная экономика, которую продвигали реформаторы, имеет второе дно. С одной стороны, правительство ратовало за инфляцию, с другой – постоянно просило Геращенко печатать деньги не только на финансирование дефицита бюджета, но и на обеспечение разных нужд. В начале 1993 года вице-премьер Борис Федоров, ставший рьяным оппонентом Геращенко, запросил у ЦБ кредит на финансирование приоритетных отраслей народного хозяйства в размере десяти триллионов рублей[66]. Геращенко был обескуражен такой наглостью. «Напечатать десять триллионов и остановить инфляцию! Ха-ха! Где это слыхано!» Так экспрессивно он начал заседание совета директоров. Все его замы кивали головами: они уже привыкли, что председатель Центрального банка всегда оказывался заложником в политической борьбе. Президент, депутаты, члены правительства по разным причинам могли менять свои взгляды, а Центральный банк – нет. Что бы он ни делал, он постоянно был на виду, и почти всегда ему указывали на ошибки. Геращенко потребовалось меньше года, чтобы оказаться в шкуре Матюхина. Не спасало и то, что Гайдар был отправлен в отставку, а премьер-министром стал бывший союзник, как и Геращенко, в прошлом руководитель союзной структуры – Министерства газовой промышленности, Виктор Черномырдин.
Центробанк стал буфером новой российской политики. Геращенко ворчал, но часто шутил: «Спасибо, живым оставляют». Он любил при случае вспомнить начало истории Банка России: четверо из шести первых комиссаров Народного банка СССР были расстреляны, а один погиб при невыясненных обстоятельствах[67].
Геращенко все-таки напечатал денег для правительства, только не десять триллионов рублей, а полтора. Геращенко всегда подчеркивал, что он практик, не зациклен на теории и не встает в позу «не дам денег». Он считал так: если не дать, то в ситуации быстрого роста цен и потери предприятиями оборотных средств непредоставление кредита грозит им гибелью[68].
Но, однажды ополчившись на Геращенко, реформаторы не могли остановиться. Даже когда в июле 1993 года тот провел обмен денег – постепенное изъятие рублей 1961–1991 годов, правительство и Верховный Совет открыли публичную атаку на Центробанк. И это при том, что обмен денег был согласован и с премьером Виктором Черномырдиным, и с главой Верховного Совета Русланом Хасбулатовым. А главное, Геращенко решал задачу, которую реформаторы горячо поддерживали и давно безуспешно пытались решить: развести наконец денежные отношения с бывшими республиками СССР. Министерство финансов сделало заявление, что не согласно с решением ЦБ России «о принудительном обмене банкнот старых образцов» и не считает его «политически и экономически верным». Министр финансов Федоров писал президенту, что он квалифицирует обмен денег «как удар по экономическим реформам в России, как шаг, противоречащий курсу президента и итогам референдума». «Руководители, подготовившие его [обмен денег], должны понести ответственность», – призывал министр Федоров[69]. В таких политических условиях координация денежно-кредитной политики была пустым словосочетанием. Минфин и ЦБ оказались в жестких контрах.
Ельцин пошел на поводу у противников Геращенко и ослабил условия прямо во время обмена. Спустя двадцать дней после объявления о нем Ельцин указом увеличил лимит с тридцати пяти тысяч рублей до ста тысяч и продлил сроки.
Иностранные банки Геращенко тоже не смог отстоять до конца. Он единственный из руководителей был уверен, что зарубежные учреждения принесут пользу. Правительство, депутаты и банкиры восстали против Геращенко, который собирался впускать иностранцев[70]. Ельцин в итоге подписал указ, ограничивающий работу зарубежных банков в России, и до окончания его первого президентского срока – до конца 1996 года – обеспечивал протекционистский режим для национальных банков[71].
Иностранные банки придут в Россию спустя много лет, будут работать с российскими компаниями и населением. И российские банки от этого факта не рухнут. ЦБ закалялся в борьбе.
Игроки
От тепла руки вафельный стаканчик уже немного размяк. Капля мороженого текла по краю и собиралась упасть, но Геращенко ловко подхватил ее языком.
Он с детства любил мороженое, которое продавалось в магазине у Кремля – ГУМе. Он помнил, что в те редкие дни, когда они с братом оказывались там, они всегда бежали наперегонки занимать очередь за этим мороженым – сливочным в стаканчиках.
Теперь у Кремля он бывал часто: каждую неделю ходил к президенту. От Центрального банка России, который он возглавлял, пешком идти минут пятнадцать, не больше. Маршрут нехитрый: вниз по Неглинной, мимо гостиницы «Метрополь», проходишь через ГУМ, пересекаешь Красную площадь и прямиком заходишь в Спасские ворота. А на обратном пути, после совещаний в Кремле, можно побаловать себя мороженым.
