Плыви, кораблик! - [6]

Итак, во-первых, был стол. Было ещё и во-вторых, и в-третьих, и в-четвёртых, и… Вот и сейчас, как только хлопнула входная дверь, Кореньков, словно его стукнули по голове, отчаянно пытался вспомнить: велела ли мама сегодня утром купить хлеба или это она велела вчера. Вчера он не купил. И не потому, что это было так уж трудно – добежать до булочной. Мало ли он носился по двору, пока гоняли клюшками шайбу. И кирпичи, сваленные для ремонта котельной в углу двора, они с ребятами перетащили за дом, когда строили крепость. Кореньков даже все руки ободрал и зашиб ногу. А вот хлеба не купил. Просто из головы вылетело за всеми делами.

Мама крикнула из передней:

– Возьми молоко!

Кореньков выбежал в переднюю, взял у матери сетку, в которой, валясь друг на дружку, болтались бутылки с молоком. Снимая сапоги, мать говорила отрывисто и торопливо:

– Не пролей! В пакетах не было, пришлось тащить такую тяжесть! Что по русскому получил?

– Ещё не проверяли, – довольный этим отодвигающим предстоящую грозу обстоятельством, со всей честностью отвечал Кореньков.

– Уроки сделал?

– Сделал, – откликнулся Кореньков, и поспешная готовность его тона была несколько нарочитой. И, пользуясь тем, что лицо матери смягчилось, попросил: – Мам, дай пятьдесят копеек, пенопласт в «Юный техник» привезли.

– Вот когда русский исправишь, тогда и получишь, – отвечала мать.

– Тогда пенопласт разберут, – резонно заявил Кореньков. Но его разумный и вполне убедительный довод остался без ответа. И Кореньков, понимая бесполезность претензий, спорить не стал, сказал с дипломатической будничностью. – Я к Борьке Авдееву, задачку проверить надо.

– Не опаздывай к ужину, – велела мать.

Кореньков схватил свою сумку, вытряхнул из неё книжки, взял в руки кораблик и сунул его вместо них.

Горели вечерние огни. Светились окна в домах. Шагали прохожие, и шёл по улице Кореньков, таща на плече бокастую сумку.

Вечерами квартира 89 в доме 23 по Гвардейскому переулку оживала. И в этот вечер на кухне как всегда горели все четыре конфорки газовой плиты, лилась из крана вода, возились каждая у своего столика две соседки – громкоголосая, пышная Валентина и совсем молоденькая, похожая на девочку, темноволосая и темноглазая Нина.

– Вот, трески купила. Пожарить или отварить? – раздумчиво говорила Нина, разрезая на куски белые тушки рыбы.

– Треску хорошо заливную, – поучала Валентина.

– Да не умею я, – оправдывалась Нина.

– А чего тут уметь? Было бы хотенье. Все вы такие – нынешние. Всё бы вам поскорей да полегче. – Валентина и сама была совсем не старая и даже не пожилая, всего лет на десять постарше Нины, но о молодых всегда отзывалась с пренебрежением многоопытного человека.

– А мы вчера с Сашей в кино были, – не обращая внимания на воркотню Валентины, мечтательно говорила Нина, – хороший фильм. Она его любила, а он уехал и не писал, а потом…

В кухню заглянул долговязый парень.

– Нин, я пришёл.

– Очень приятно! – не без иронии приветствовала его Нина.

– Нин, ты того, мне ведь в институт надо, – жалобно сказал парень.

– Вот и делай тут заливную! – пожаловалась Нина соседке, торопливо бросая рыбу на сковородку. – Можешь тарелки ставить! – крикнула она вдогонку своему молодому супругу.

Саша потопал в свою комнату, а в кухне продолжался прерванный его приходом разговор.

– Любила! – говорила Валентина. – Надо смотреть, кого любишь, а то она любила, а его и след простыл. Да я бы его…

– Нет, он не потому… Просто геологическая партия, в которой он находился… – Нина не успела рассказать, что произошло в геологической партии, где находился человек, которого любила очень хорошая девушка. В коридоре послышался звонок. Звонили один раз. К Валентине надо было звонить два раза, к Нине – три. Поэтому ни одна ни другая соседка не спешили открыть дверь. Валентина только сказала:

– К кому бы это? Вроде к старухе некому.

Дверь никто не открыл, и звонок в коридоре прозвучал снова. Теперь звонили два раза.

– К нам, что ли? – проговорила Валентина. Она и теперь не оторвалась от своих кухонных дел. Зато муж Валентины, Фёдор, мужчина средних лет с намечавшейся лысиной, одетый по-домашнему в старый тренировочный костюм, пошёл открывать. На площадке стоял Кореньков.

– Анна Николаевна дома? – спросил он, без приглашения шагнув в квартиру.

– Анна Николаевна? – удивился Фёдор. – Дома. Где же ей ещё быть? Последняя дверь налево.

– Я знаю, – сказал мальчишка и зашагал по коридору.

– Фёдор, к нам, что ли, кто? – закричала Валентина из кухни.

– Да нет, к старухе какой-то мальчишка.

– Какой мальчишка? – закричала Валентина, но Фёдор уже ушёл в свою комнату.

– Посмотрел бы, что за мальчишка, – проворчала Валентина не то Нине, не то сама себе. – У одних вот так же пришёл мальчишка, а потом квартиру обчистили.

– Гарнитур ваш не утащат, – засмеялась Нина. – А утащат – свободней будет, а то всю комнату забили, повернуться негде.

– Тебя что, опять прислали? – не очень любезно спросила Анна Николаевна, когда Кореньков появился на пороге её комнаты.

– Не, – сказал Кореньков. – Я сам пришёл.

– А зачем?

– В гости.

Казалось бы, подумаешь, какое дело: зашёл в гости человек, и даже не человек, а так, полчеловека – мальчишка. Но к старой женщине Анне Николаевне Полуниной уже много лет не приходили гости.