Плюсквамфутурум - [61]

Электричка изогнулась, выезжая к мосту. Москва-река несла свои серо-стальные воды вдаль. С грохотом мы перескочили на тот берег. Небоскрёбы, стоявшие здесь, были настолько высоки, что их было невозможно рассмотреть из окна. Поезд проехал совсем близко от них. За окном появилась какая-то многоуровневая развязка, которая тотчас превратилась в отгороженную трехметровыми щитами дорогу. Смотреть стало некуда.

Железная дорога, по которой мы ехали, внезапно разделилась стрелками на боковые пути, разошлась в стороны рельсами, словно куст хризантем, возникающий из одного побега. Это был Белорусский вокзал.

Мы прибыли к отдельному перрону для электричек. Я взглянул на соседние пути: калининградского поезда нигде не было. Возможно, он прибыл днём, пока я обедал хлебом и водой в посёлке образцового патриотизма, хотя с такой же, если не большей долей вероятности я мог предположить, что он до сих пор находился в Вязьме после утренней битвы. Я вспомнил раннее утро, когда всё пошло на сдвиг, и мне пришлось оставить и плацкарт, к которому я так привык за недолгие часы путешествия, и спецсостав с хорошей едой и плохими людьми. Судьба была необратима.

Я ступил на плитку перрона и снова, в который раз за эти сутки, решительно пошёл вперёд. Дорожный анабазис подходил к концу.

Москва

Здесь в роли эпиграфа должна была находиться

цитата из песни «Вторая ария Ивана»,

в исполнении группы «Сектор газа»,

повествующей о путешествии

Ивана Царевича к Кащею Бессмертному,

однако автор не решился разместить здесь эту цитату

по причине её полнейшей нецензурности.

И вот я, войдя в режим «нас не догонят», благополучно добрался четырьмя поездами до Москвы. Конечно, все они несколько уступали прославленному японскому экспрессу «некомими синкансен», но, не мог не признать я, российские железные дороги честно выполнили свою главную функцию. Я в столице. Моя телепортация завершилась.

Это прекрасно, но что же теперь следует делать дальше, спросил я себя? В гостиницу с моими документами нельзя. Может быть, отправиться по адресам московских друзей, если они ещё там живут? Или пойти к ДК Горбунова, чтобы встретить Светлану? Или отправиться на Старую площадь, как требовал Алексей? Я понадеялся, что во время битвы в поезде канцелярист не сильно пострадал.

Путешествие завершилось тем, что я пришёл к финишу, абсолютно не имея при этом никакой цели. Человек в чёрном рекомендовал мне эту поездку для того, чтобы ощутить биение жизни. Безусловно, мне удалось прочувствовать это биение самым непосредственным образом, но что же делать теперь?

В здании вокзала перед рамами металлоискателей с вывеской «Визовый контроль» выстроилась длинная очередь. Несколько сотрудников не то полиции на транспорте, не то ещё какой-то службы проверяли у людей документы. Я уже привычным движением показал издали удостоверение сотрудника Канцелярии, и спокойно миновал кордон. Один из служащих любезно открыл для меня створки турникета; я кивнул ему в знак благодарности. Толкнув сопротивляющуюся дверь, я вышел наружу.

Бывшая площадь Белорусского, а ныне, как это следовало из огромной надписи на здании, Минского вокзала встретила меня городским шумом, запахами автомобильных выхлопов и невероятным количеством спешащих людей. Перед входом в метро выстроилась просто невообразимая очередь. У дверей, где стоял наряд полиции, висели два больших стенда:

«ВХОД В МЕТРО ТОЛЬКО ПО ПАСПОРТУ

ГРАЖДАНИНА МОСКВЫ»

и

«ПРЕДЪЯВИ ВЕЩИ К ДОСМОТРУ»

Поразмыслив, я решил прогуляться пешком. Всё же, у меня не было паспорта москвича, и я не хотел проходить ещё один пост контроля, где могли бы присмотреться к моим бумагам. У меня не было желания рисковать, подвергаясь второй проверке документов за десять минут; на ум мне пришло воспоминание о досмотре вязьминской электрички. К тому же, я хотел посмотреть на Москву надземную. Ноги сами развернули меня направо и понесли вперёд.

Я шёл по Тверской улице к Кремлю. Я смотрел на Москву, а Москва смотрела на меня, коренного провинциала. Москва смотрела на меня десятками окон, чистых и пыльных, открытых и затворенных, больших, в человеческий рост, и маленьких, словно слуховые окошки чердаков. Москва смотрела на меня горящими фарами автомобилей и сложенными из десятков светодиодов фасетчатыми глазами светофоров. Москва смотрела на меня глазами сотен пешеходов, что спешили куда-то по делам в этот осенний день. Москва смотрела на меня мельком, пробегая и тут же скатываясь взглядом с меня, как ртуть сбегает с вощёной бумаги. Я шёл по Тверской улице к Кремлю.

Как всё это странно, сказал я себе. Я прибыл сюда из прошлого и за сутки вжился в этот странный и во многом непонятный мне мир. Очень многое удивило меня, многое показалось странным, но при всей своей необычности — собранным в одну систему, словно мозаика из тысячи кусочков. Самым удивительным было то, что во всём этом можно было существовать. Люди жили, и даже как-то радовались своему бытию. Отчего-то мне вспомнилась картина «Всюду жизнь». После моего суточного путешествия четырьмя поездами, это было прекрасной аллегорией России будущего.

В России жить можно, резюмировал я, и тут же развернул свою мысль: а в Москве ещё и нужно. Столичность незримо ощущалась во всём. В людях: в быстрой и уверенной походке москвичей, в выражении их лиц, в какой-то целеустремлённости, что была присуща каждому из прохожих и свидетельствовала о том, что в глубине каждого из них скрывается какая-то московская мечта, что незримо и гарантированно отличает жителя метрополии от провинциала. В зданиях: в огромных, облицованных по-осеннему холодным мрамором высотках, с дверьми подъездов высотой в два этажа, с окнами в фигурном обрамлении, с мемориальными досками, свидетельствующими о том, какие славные события происходили здесь и какие вершители истории когда-то смотрели на Москву из этих окон. Даже в автомобилях: ухоженных, многочисленных, солидных, многих — с заменёнными эмблемами производителей, но в прекрасном состоянии. Казалось невероятным, что всего в паре часов езды отсюда люди получают зарплату просроченными продуктами и надевают брюки, найденные на помойках, а люди в чёрной форме бьют резиновыми дубинками тех, кто пытается проникнуть в этот рай. Да, я действительно попал в другой, лучший мир. Это была столица, сконцентрировавшая в себе всю страну, собравшая в себе всё, что было в пределах досягаемости, и превратившаяся в ведро лучших сливок на цистерне обезжиренного молока.