Плющ на руинах - [18]

Повстанческая вольница была поначалу от этого не в восторге, но наши победы служили убедительным аргументом в мою пользу. Кроме того, единство и равенство повстанцев было нарушено: я ввел чины и звания по образцу правительственных войск. Надо сказать, что система званий в Корринвальде была значительно проще, чем в армии Соединенных Республик моей эпохи. Здесь имелось единственное унтер-офицерское звание — капрал, и четыре офицерских: лейтенант, капитан, майор и полковник. В армии герцога высшим воинским званием был генерал, у короля были еще и маршалы. Я решил не заходить слишком далеко и произвел себя в генералы.

Но если дисциплину удавалось поддерживать в походе и в бою, то при взятии города или крепости повстанцы выходили из-под контроля. Я не мог остановить грабежи и бесчинства; попытайся я это сделать, никакая контрразведка не предотвратила бы бунт. Залогом преданности моих офицеров была именно их повышенная доля добычи. Таким образом, я не мог и ограничить жестокость войны — если я приказывал не казнить пленных, им сохраняли жизнь, но подвергали их бесчисленным унижениям и издевательствам, что для гордых аристократов было хуже смерти. Впрочем, у пленных, если их знатность или личные качества не вызывали у мятежников слишком большой жажды крови, существовал еще один путь — вступить в нашу армию. Особенно часто этим выходом пользовались солдаты, хотя были среди перебежчиков также офицеры, рыцари и дворяне. Их не любили, хотя я и объяснял повстанцам, что ренегаты более всего заинтересованы в победе восстания — в случае поражения их ждет жестокая казнь за измену. Произнося эти слова, я всякий раз задумывался о собственной судьбе.

Как раз на эту тему я размышлял на шестой день после падения крепости Аллендер, сидя в кабинете коменданта над картой Корринвальда. Аллендер была едва ли не самой крупной из взятых мною крепостей; если бы не беспечность ее защитников, слишком полагавшихся на неприступность укреплений, моим людям никогда не удалось бы прорыть подкоп. Подземный лаз обвалился на следующий день после взятия крепости — сказались постоянные дожди. С тех пор не было ни одного дня без дождя, и это обстоятельство охлаждало — впрочем, до поры до времени — пыл тех, кто требовал продолжать наступление. Чрезвычайно выгодное стратегическое положение крепости, ее фортификационные качества и обширные запасы делали ее идеальным местом для ставки и пункта дислокации; именно здесь следовало бы переждать осеннюю распутицу с точки зрения интересов восстания и, следовательно, с точки зрения зрения интересов герцога следовало увести армию отсюда. Именно этого, по неведению своему, хотели многие мои офицеры, сторонники наступления, и в особенности один из них, Туррего. Он был опасным человеком, пользовался авторитетом и явно метил на мое место. От него следовало избавиться, но я опасался поручить кому-нибудь из контрразведчиков его ликвидацию — Туррего следовало устранить законным путем. Поэтому я продолжал сидеть со всей армией в Аллендере, провоцируя Туррего на открытое неповиновение.

Но в то же время Туррего и его сторонники могли оказаться правы — наступление могло принести пользу восстанию, и только что полученные разведданные подтверждали это так явно, что я не решился нанести их на карту, которую мог увидеть кто-нибудь еще. Основные королевские силы были сосредоточены на востоке, напротив Роррена, который продвинулся намного севернее меня, но теперь увяз в ожесточенных боях, не в силах прорваться дальше. Против меня стояли только косметические заслоны — очевидно, королевские военачальники, проанализировав мою прежнюю тактику, не ждали решительного наступления с моей стороны. Если бы я предпринял это наступление, то легко прорвал бы заслоны и нанес бы внезапный удар с тыла и с фланга противостоящим Роррену войскам. В результате этого королевская армия не была бы полностью разгромлена, но была бы оттеснена на восток, и соединенным повстанческим силам открылась бы прямая и почти не охраняемая дорога на Траллендерг. Конечно, взятие столицы — это еще не победа, феодалы подтянут свежие силы с севера, но… Стоит ли служить герцогу, если открывается возможность самому стать королем?

— Безумная авантюра, и ничего больше, — произнес я вслух, и в ту же минуту часовой, стоявший у моей двери, доложил о прибытии Туррего.

— Я никого не принимаю, — сказал я, но офицер уже вошел в помещение. Хуже того, за ним следовало четверо его солдат.

— Риэл, я намерен решительно объясниться с тобой, — заявил он, остановившись напротив моего стола и положив руку на рукоять меча.

— Хочу вам напомнить, майор Туррего, что, по принятому нами уставу, к старшим офицерам обращаются на «вы», — холодно заметил я.

— По принятому тобой уставу, Риэл! Ты полностью узурпировал власть в армии!

— Так ведь армия — не сельский сход, Туррего. Здесь должно быть единоначалие, и только так мы сможем победить.

— Победить? Мы уже неделю сидим здесь безвылазно!

— Прежде всего, Туррего, удали своих солдат. По-твоему, офицерам пристало обсуждать план кампании в присутствии нижних чинов?