Пляска на плахе. Плата за верность - [41]

— А вот и гостья, без участия которой это заседание было бы неполным, — с радушной улыбкой проговорил Заливар, поднимаясь из-за стола. Рядом с ним за столом расположились еще трое вагранийцев — этих было сказано не трогать. — Разрешите представить вам Артанну из Дома Толл. Возможно, некоторые ее даже помнят.

Сотница на ходу вытащила второй клинок, кивнула Заливару и сделала несколько медленных шагов.

— Знакомство будет кратким, — мрачно сказала она.

— Дочь Гириштана? — воскликнул один из советников. — Неужели…

Шано повскакивали со своих мест. Один из них — великовозрастный советник, облаченный в подбитую мехом мантию, кряхтя приподнялся и, щуря глаза, уставился на Артанну.

— Она, я помню, — прошелестел он. — Высокая, хорошенькая… Была в юности.

— Что все это значит? — спросил Шано в малиновом. — Заливар, объяснись.

Наемница склонила голову на бок, наблюдая за реакцией советников.

— Да, Заливар. Расскажи им.

Артанна с удовлетворением отметила, что, пока они с вагранийцем тянули время, каждый боец успел занять позицию в шаге от своей будущей жертвы — как они и планировали. Одна команда, один короткий приказ — и все закончится. Впрочем, приказов начинать кровопролитие их наниматель отдавать не спешил. Заливар вышел из-за стола, игнорируя испуганные взгляды, метавшиеся между ним и Артанной.

— Перед вами — глава Дома Толл. Она пришла мстить за убитых родственников.

— Глава? Гириштан правил Домом и был членом Шано Оддэ, — прокряхтел старик. — А его сын был казнен вместе с ним.

— О, мы все были уверены в том, что уничтожили их Дом, — возразил ваграниец. — Покажи им, Артанна.

Убрав один клинок в ножны, Сотница зубами поддела перчатку и продемонстрировала изрезанную старыми шрамами руку, на которой красовался браслет с синим камнем. Кто-то охнул, узрев священный символ власти.

— Гириштан обманул всех вас. Хитрец успел передать ей права прежде, чем вы его обвинили, — с победной улыбкой возвестил Заливар. — О ней вы просто не подумали, так? Смирились с бегством девчонки в Хайлигланд и благополучно забыли об инциденте спустя несколько лет, когда поняли, что она не собирается возвращаться. Неужели никого из вас не смутило, что ни у одного из сыновей не было браслета?

— Гириштан утверждал, что спрятал его, дабы мы не смогли открыть… — припомнил старик. — И не выдал, куда.

— Да он бы что угодно вам сказал, лишь бы выгородить ее! — рявкнул Данш. — Даже под пытками, которым его подвергали. Что может быть сильнее отеческой любви, глупцы? Неужели я единственный из всего треклятого Шано Оддэ, кто смог сопоставить одно с другим?

— Довольно, Заливар, — прервала его Артанна. — Мы не болтать сюда пришли. Дай нам закончить и уйти.

Она медленно скользила взглядом по перекошенным от неожиданности, испуга, отчаяния и осознания неизбежного лицам, заглядывала в округлившиеся глаза вагранийцев… И не чувствовала ровным счетом ничего, кроме навалившейся на плечи всепоглощающей усталости. Артанна ожидала от себя ликования, наслаждения запоздалой местью… Облегчения, наконец. Или же просто жалости к главам Домов, чьи правители три десятка лет назад дали добро на уничтожение ее семьи, но вовремя скончались, скинув ответственность за содеянное на ни в чем не повинных преемников.

Ничего этого не было. Лишь ноющая пустота в душе, которую раньше можно было залить крепкой настойкой или заполнить дурманом паштары.

Зачем она сюда вернулась? Был ли смысл цепляться за подарок отца, эту глупую безделушку, символ власти, от которого не было проку за пределами Вагранийского хребта? По обе стороны этих хмурых гор она все равно оставалась чужачкой — ни здесь, ни там ее бы уже не приняли. Да и с чего? Артанна слишком давно покинула отчий дом, а теперь вернулась — не с благими намерениями, но как убийца. Зачем ей это? Что даст? Только суету, лишения, грязь, еще одно мокрое дело и очередной груз на душе, который на этот ра — она знала — в вине утопить не удастся. Не придумали еще такой бочки. Быть может, Ганцо не так уж сильно ошибался, предлагая ей перебраться в Эннию.

Как бы то ни было, вагранийские дела пора было заканчивать.

Одетая в нарядное многослойное платье вагранийка испуганно уставилась на нависшего над ней Фестера.

— Зачем? Зачем? Мой Дом не поддерживал… Дом Тошвег никогда не… Ведь ты же сам…

Заливар в два шага оказался возле советницы и наотмашь ударил ее по лицу, заставив замолчать. Голова ее дернулась, и вагранийка инстинктивно прикоснулась к раненой щеке.

— Убей ее, — приказал Данш Фестеру. — Сейчас же!

Дважды просить не пришлось. Один из немногих бойцов «Сотни», действительно испытывавший удовольствие от кровопролития, намотал длинные косы женщины на руку, лишив возможности пошевелиться, и сделал аккуратный надрез поперек ее горла. Заливар молча наблюдал, как тело сползало на стул. Прежде чем истекавший кровью труп вагранийки успел упасть, Данш грубо схватил ее руку и сдернул браслет — с таким же, как у него и Артанны, синим камнем. Только теперь наемница заметила, что подобными украшениями владели все советники, кроме одного — представителя Младшего Дома Ройтш.

— До чего вы докатились? — Заливар брезгливо вытер попавшую на рукав кровь подолом платья убитой и обернулся к ошарашенным Шано. — Потеряли бдительность! Разжирели на плодах трудов Руфала, не привнеся ничего своего. Все это время вы только пользовались благами, которые он оставил своему народу, при этом понося на каждом публичном выступлении человека, которому обязаны всем! Позор! Ваг Ран слабеет, мы вырождаемся, сила уходит, а вы лишь думаете о том, как выторговать у чужаков побольше пряностей да вина. Какое унижение для народа, некогда обратившего свирепых рундов в скулящих шавок!