Пляска на плахе. Плата за верность - [42]

— Кажется, больше нет смысла медлить? — предположила Сотница, прервав пылкий монолог нанимателя.

Заливар поднял на нее искаженное гримасой непритворной боли лицо.

— Верши свою месть, Артанна нар Толл, — тихо сказал он. — Да будет так.

Наемница кивнула.

— Это не месть. Просто работа, — устало проговорила она. — Вперед, парни. Заканчивайте. По возможности, без мучений.

Миссолен.

— Дело сделано? — Демос отложил перо и обратил взор на вошедшую в его покои Лахель. Эннийская телохранительница коротко кивнула и стащила с плеч дорожный плащ. Деватон пристально наблюдал за тем, как опустившаяся на кушетку ткань подняла в воздух целое облачко уличной пыли.

— Документы покинули столицу, — отчиталась эннийка. — Лорд-протектор лично увез их в свой родовой замок в Анси. Что бы ни содержали те бумаги, церковники до них не доберутся.

«Еще бы. Трудно найти менее расположенного к Ладарию человека, чем новый лорд-протектор Эрьен Анси».

— Кто-нибудь еще знает об этом?

— Нет, господин, — ответила Лахель и, угадав немой вопрос в глазах Демоса, посмешила уточнить. — Даже Ихраз.

— Так должно быть и впредь.

— Как вам будет угодно.

«Хватит с Ихраза и того, что он знает о существовании этих документов. Ее брат осмотрителен, но мне следует опасаться даже собственной тени. Что до Лахель… Едва ли Ладарий сможет ее подкупить».

Канцлер поднялся, хрустнул затекшей шеей и сделал несколько нетвердых шагов.

— Стойте, господин! — угадав его намерение, телохранительница отряхнула бархатную обивку от пыли. — Теперь можно.

— Спасибо, милая, — хрипло ответил Демос. — Раз уж ты здесь, накапай мне той эннийской отравы от мигрени, пожалуйста. Но отмерь как следует, молю! Я едва не отдал богам душу в прошлый раз.

Лахель сконфуженно кивнула, и канцлер, сидевший с закрытыми глазами, не мог видеть, как поникли ее плечи. Она внимательно отсчитала семь капель — этого должно было хватить, чтобы унять начавшийся приступ.

— Прошу, — эннийка подала снадобье, и Демос, скривившись, выпил его залпом.

Через несколько долгих минут ее господин вновь забился в судорогах. Лахель пришлось вырвать стеклянный стакан из его скрюченных пальцев и вцепиться в слабые костлявые плечи, предостерегая Демоса от падения. Еще через несколько мгновений он затих, и его тело пугающе обмякло. Телохранительница сняла с головы цветастый платок и аккуратно вытерла слюни, свисавшие с подбородка своего господина.

Это происходило каждый проклятый день, одно и то же, и она ничего не могла изменить.

Самый влиятельный мирянин империи был беспомощен, как дряхлый старик, а вокруг него было слишком много желающих этим воспользоваться. Знай они об этом слабом месте…

Лахель прерывисто вздохнула, благодаря мертвых богов за то, что смогла остаться наедине с Демосом, без брата. Она не могла показать свою слабость перед Ихразом — вряд ли бы он ее понял.

Ощущение собственного бессилия болезненно ныло у нее в груди. Лахель могла защитить своего господина от стрел и копий, мечей и кинжалов, иных ядов и злых языков. Но этот неведомый недуг, раздиравший голову Демоса на части и с каждым днем становившийся лишь мучительнее, победить была не в силах.

Зато она была вполне способна дать ему кое-что иное.

Лахель осторожно прикоснулась к изуродованной щеке канцлера, и, испугавшись собственного жеста, отдернула руку. Опыт использования снадобья позволял предположить, что Демос должен был провести в беспамятстве еще некоторое время.

Этого должно было хватить, чтобы приготовить ему маленький сюрприз.

* * *

С огромным усилием Демос открыл глаза и тут же пожалел о содеянном. Во всем кабинете горел только один канделябр, но даже этот свет ослеплял, словно яркое солнце в морозный день.

— Черт…

Канцлер снова сомкнул веки и решил не шевелиться. Впрочем, сил у него не было даже для того, чтобы внятно произнести что-то длиннее куцего ругательства. Он утопал в заботливо подоткнутых под спину подушках, ноги прикрывало тонкое одеяло — сколь ни была лютой жара в летнем Миссолене, от этого дрянного эннийского снадобья его знобило в любую погоду. Руки покрылись мурашками, каждый волосок на теле встал дыбом. Мысленно проклиная собственную беспомощность, канцлер с усилием натянул одеяло до подбородка и замер, ожидая возвращения сил.

Наконец, почувствовав в себе достаточно жизни, он снова открыл глаза. Лахель сидела напротив него, устроившись в кресле прямо с ногами. Шарфа на ней не было и Демос увидел, как свечное пламя плясало в темных узких глазах телохранительницы, кидало блики на гладкую смуглую щеку, мерцало на опутанной ремешками и серебряными бусинками толстой черной косе.

На коленях женщины лежал обнаженный ятаган.

— С возвращением, господин, — тихо поприветствовала Лахель. — Воды?

— Будь любезна, — севшим голосом попросил канцлер. Горло раздирала дикая жажда.

Стоило эннийке отвернуться, как Демос полез в карман за паштарой. Но внезапно передумал.

«Что будет, если я попробую воздержаться от нее хотя бы на протяжении одного вечера? Уверен, ничего хорошего, но вдруг…»

Выпив воды, канцлер поднялся и, шатаясь, подошел к умывальнику. Погружение лица в таз помогло — бодрым он все еще не мог себя назвать даже с натяжкой, но голова начала соображать яснее. Лахель, безмолвная и спокойная, продолжала неподвижно сидеть на своем посту возле кушетки. Наконец, когда Демос покончил с водными процедурами и переоделся, с удовольствием стащив с себя пропитавшуюся холодным потом тунику, эннийка заерзала в кресле.