Плутовской роман в России - [121]
Такое ограничение сферой переживаний и точкой зрения «приказчика» могло вполне пойти на пользу. Ведь «нравы» «высшего» общества уже столь часто рассматривались в романе (как в русских переводах, так и в оригинальных русских сочинениях), что очень велика опасность шаблонов. Это показал и пример самого «Выжигина», обоснованно упрекавшегося критикой как раз в том, что предложенное там изображение московского и петербургского «общества» шаблонно и неверно. Напротив, жизнь и самобытность мелкого русского купца или приказчика в романе схвачена ещё недостаточно, чтобы здесь было бы предложено что-то новое. Действительно, больше всего удались и наиболее интересны также фрагменты «Нового Выжигина», посвящённые конкретной жизненной среде русского купца: например, описания московского «Гостиного двора», когда утром открываются первые лавки, или описание большой ярмарки в Макарьеве и Нижнем Новгороде. Даже более случайные обороты становятся оригинальными только в том случае, если они заимствуются из мира специфически купеческих представлений. Таково, например, вполне меткое сравнение подражателя «Выжигина» с товаром, который продаётся под знаком успешного изделия.
Но такие изображения и обороты в «Новом Выжигине» весьма редки, и в целом Гурьянов ещё сильнее, чем Булгарин, склоняется к шаблонам. Так, его «Новый Выжигин» был, в противоположность сочинениям Орлова, задуман, несомненно, как апология «Выжигина». Но, как один из сюжетов и пример одной из изобразительных техник с весьма примитивными изображениями, он таит в себе опасность утраты престижа для самого романа Булгарина. Ведь автор, безо всякого полемического намерения применяя чёрно-белую технику «Выжигина», перенимает его имена со значением, его хвалу в адрес правительства и т. д. и использует всё, недвусмысленно следуя «Выжигину». Тем самым он только подчёркивает недостатки примера, которому следует.
Тот факт, что издатели «Северной Пчелы», несмотря на эти очевидные недостатки и опасности «Нового Выжигина», хвалили «роман» Гурьянова и выступали против подражания Орлова, лучше всего показывает, насколько они в течение двух лет ограничили свои начальные притязания и в каком затруднительном положении находились они в 1831 г. ввиду резкой полемики против обоих романов о «Выжигине»[971]. «Пётр Выжигин», вышедший в 1831 г., был почти единодушно отвергнут критикой. Особенно резкой была полемика в «Телескопе». Этот журнал был основан в 1831 г. в Москве Н. Надеждиным после того, как в революционном 1830 году были закрыты все выходившие в Москве литературные журналы кроме «Московского Телеграфа» Полевого, тогда уже находившегося в союзе с Булгариным. Так вновь основанный «Телескоп» и стал центром объединения всех журналистов и авторов, выступавших против романтизма Полевого или против Булгарина и Греча. Уже в год основания журнала одним из его сотрудников стал и Пушкин, публиковавший под псевдонимом Феофилакт Косичкин свои полемические статьи.
В № 9 «Телескопа» сам Надеждин опубликовал иронически-полемическую рецензию на «Петра Выжигина». Он намеренно сочетает и сопоставляет роман с пародиями Орлова.
Уже при перечислении названий (которое вместо заголовка открывается рецензией) он помещает роман Булгарина между вышедшими в том же году сочинениями Орлова[972], чтобы тем самым дать понять: всех этих «Выжигиных» следует причислить к одному роду. Этот «плодовитый род» обязан своим необычным размножением успеху «Ивана Выжигина». По прошествии времени этот успех охотно объясняется «всеобщим современным пристрастием к роману», но «Выжигин» – вовсе не роман (единственный настоящий роман русского автора – это «Юрий Милославский»). В действительности книга Булгарина оказалась столь успешной лишь потому, что она подходила широкой русской публике, т. е. была точно так же плоха, как и вкус читателя. И поэтому ей так легко подражать. Теперь одновременно появляются сразу три сына Выжигина: Игнат, Сидор и Пётр. С ними обстоят дела как с тремя сыновьями в сказке: первые двое – смышлёные и расторопные парни, делавшие честь своему отцу, третий – круглый дурак. С отцом у него нет ничего общего. (Следует краткое, утрирующее и пародирующее, изложение содержания «Петра Выжигина».) Пётр – ни настоящий Выжигин, ни русский. (Чтобы доказать это, перечислен ряд неверных сведений из русской истории и о русских народных обычаях). Всё завершается полемическим анализом «Родословной», предмет которого – «достойный мавзолей славного мужа, которого век был так шумен и так краток!»[973]
Друзья Булгарина не могли без возражений согласиться с такой насмешкой. В журнале «Сын Отечества», связанном тогда с «Северным Архивом» Булгарина, Греч опубликовал антикритику.
В резких тонах он упрекает «Телескоп» в «безвкусице, бессодержательности, вульгарности выражения, клевете» и т. д. и, напротив, защищается от нападений «журналистов» на автора, пользующегося «вниманием высших личностей в государстве» и уважением заграницы. Не менее резкой и личной, чем критика в адрес «Телескопа», оказалась полемика против «глупейших, не имеющих никакой ценности книг, вышедших в Москве и написанных неким A. Орловым». Затем Греч «опровергает» отдельные детальные возражения «Телескопа» и снова хвалит «Ивана Выжигина». Но эта похвала Греча, прозвучавшая в 1831 г., разительно отличается от его первых слов одобрения в анонсе 1829 г. В качестве нового аргумента Греч может теперь привести успех продаж. И он будет важнейшим, более того, почти единственным аргументом. «Семь тысяч экземпляров!» – такое число доказывает качество книги, объясняет зависть критиков и показывает, как роман Булгарина пробудил интерес читателей, в результате чего он проложил путь другим русским романам. Но теперь, помимо этого момента успеха, похвала Греча куда более сдержана. В 1829 г. он ещё говорил о неповторимости, новизне и образцовом характере. На сей раз недвусмысленно сказано следующее: Я не говорю, что в нём всё совершенно, что он – образцовое и неповторимое произведение, но в современном положении нашей литературы этот роман – относительно приятное и полезное явление.
