Плотогоны - [28]

После его слов все ошеломленно притихли, и было отчетливо слышно, как тяжело припадает на левую ногу Куц, направляясь к своему месту, как сухо поскрипывает кожа на его протезе…

— Ну-у, Куц, ну-у, Даниил Павлович, — заговорила первой Панкова. — Спасибо за то, что наконец-то высказался. Праведник, видите ли, нашелся, гениальный математик. Да я делаю те же программы, что и вы, так что нечего нос задирать, а вот то, что вы зарабатываете тут квартиру, это каждому известно. Вам и нужно спину гнуть…

«Панкова и тут остается верной себе, — подумала Антонина, — несет чепуху, в которой, может, и есть капля правды, однако куда больше базарной бабьей несдержанности и пошлости…»

— Панкова! Немедленно замолчи! — крикнула Антонина, однако не так-то просто оказалось утихомирить рассерженную, заведшуюся от резких и все же во многом справедливых слов Куца.

— Слушай, Панкова, — подошла к ней Курдымова. — Если не замолчишь, то я не знаю что сделаю… — Она посмотрела на тяжелый мраморный пестик, стоявший на окне и принесенный сюда неведомо кем и когда. Курдымова показала на него шутки ради, но Панкова мгновенно умолкла, тяжело дыша, села на стул.

— Вот что, братцы… — стараясь говорить миролюбиво и весело, словно ничего, ровным счетом ничего не произошло, Курдымова окинула всех насмешливым взглядом. — Как выяснилось, у нас есть о чем поговорить. Так, может, и проведем на следующей неделе профсоюзное собрание, а? Как ты, Антонина? Как раз пора выбирать нового профгрупорга.

— Я не против, — сказала Антонина и позвала к своему столу Сергея. — Тимченко, напишите объяснительную записку по поводу своего поведения. На собрании мы и решим, что с вами делать.

— Могу написать хоть целый роман, — ответил Сергей. — Только учтите: главная мысль будет следующая: Сергей Тимченко, герой будущего моего автобиографического произведения, категорически отказывается быть холуем у кого бы там ни было…

— Ты бы лучше меньше кривлялся, парень, — сказала Курдымова, и от ее тихих, спокойных слов Сергею почему-то стало стыдно…

VII

Когда-то Антонина работала с Курдымовой на приборостроительном заводе. Лучше сказать, не на заводе, а в конструкторском бюро, которое к концу пребывания в нем Антонины так разрослось, что его переименовали в научно-исследовательский институт. Разросся и отдел нормирования, в нем повысились ставки — работать только и работать, и все ж Антонина вслед за Курдымовой перешла сюда, в эту контору. Курдымову еще можно было понять: у нее было среднетехническое образование, в штатном расписании научно-исследовательского института для нее не нашлось должности выше лаборантки, и она сразу же стала подыскивать новую работу. Кто-то посоветовал ей записаться на курсы математиков-программистов, которые только-только открылись при заводе вычислительных машин. Курдымова решила попробовать, не слишком-то, правда, надеясь, что одолеет премудрости математики…

Ей и в самом деле было трудновато. Училась она давно, да и учеба была, не бог весть какая — выручало больше упорство, потомственная татарская гордость, не позволявшая признать себя к чему-то неспособной.

Однажды вечером она пришла к Антонине с конспектами и книгами, попросила помочь разобраться в хитросплетениях двоичной системы. Пришла именно к Антонине, потому что успела убедиться, как легко справлялась та с самыми мудреными конструкциями в отделе нормирования. Кроме того, у Антонины был за плечами университет.

Они стали вместе копаться в книгах и конспектах. Антонина в самом деле схватывала мысли на лету, причем могла так просто и ясно, чуть ли не на пальцах, все объяснить Курдымовой, что та без тени сомнения возвела ее в ранг математического светила первой величины. Антонина только смеялась, слушая восторженные отзывы Курдымовой о ее способностях, однако, как бы там ни было, это радовало ее, пробуждало интерес к новой профессии — и через некоторое время она и сама решила пойти на курсы программистов. Курдымова, сделав ее своим бесплатным консультантом по всем более или менее запутанным вопросам новой специальности, не захотела, чтоб Антонина и впредь удалилась от нее куда-то далеко, и в конце концов сагитировала подать заявление в хозяйственно-монтажное управление, где как раз комплектовалась группа программистов.

Особенно близкими подругами Антонина и Курдымова не были — видимо, из-за несходства характеров. Антонине иной раз становилось не по себе от грубоватой прямолинейности Курдымовой, которая не стеснялась осадить крепким словцом какого-нибудь нахала, что лез без очереди в магазине, или примерно таким же словом охарактеризовать любого из сотрудников, который, по ее мнению, переступает границы дозволенного. О том, что она сама способна порой на такое, Курдымова, похоже, и мыслей не имела.

Антонину она стала опекать с первого же дня работы на новом месте. Выбрала для нее лучшее место у окна, прогнав оттуда Шлыка в его нынешний, дальний угол, следила, чтоб никто не сказал ей какое-нибудь обидное слово, тут же вмешивалась, резко осаживая виновника. В связи с этим довольно часто попадало Панковой, которая не прощала Антонине ее критических выступлений…