Плотницкая готика - [82]

Пронзительность автомобильного клаксона заставила поднять штору. В остававшемся снаружи свете обменивались сигаретой двое мальчишек высотой по пояс под голым деревом на углу, где притормозил побитый универсал, поднимая одного из них на ноги, и тут она увидела, как оба показывают на входную дверь, се входную дверь, и машина заглушенной проскользнула мимо раскрошившегося кирпича и остановилась. Когда она спустилась по лестнице, кто-то уже стучал, вглядываясь, а когда было открыто — да, я ищу мистера Маккэндлесса?

— Ой. В смысле его нет, он недавно ушёл, он…

— Я просто проездом сказала женщина, и потом, в открытую перед ней нараспашку дверь — нет-нет-нет, нет я не хотела заходить… но зашла, не глубже, чем доставал свет лампы под вышивкой поймать поблёкший цвет её волос, всю изнурённую хрупкость черт лица со взглядом на комнату и с голосом, звучавшим, почти как размышление вслух — Я миссис Маккэндлесс.

— Ой я не, войдите боюсь тут небольшой беспорядок если вы, в смысле вы насчёт мебели?

— Что насчёт мебели.

— Нет я просто хотела сказать насчёт всей мебели, если вы приехали за, ой-ой цветы да… глядя туда, куда смотрела женщина, — простите их столкнули у меня ещё не было времени прибраться но кажется они в порядке, кажется разбилась только ваза мы заменим но, в смысле вы хотите их забрать?

— Забрать? Женщина смотрела на увядший шёлк, брызги фарфора на полу. — Куда забрать.

— Нет я просто хочу сказать, с собой, я хочу сказать не хотите присесть? Нс хотите чаю?

— Спасибо. Хорошо бы, да, я правда очень устала… но сама проследовала на кухню. — Я правда задержалась только узнать слышал ли он что-нибудь о Джеке.

— Ой. Не знаю. В смысле я не знаю Джека, кто такой Джек.

— Джек? Джек его сын.

— Его… в полуобороте от наполнявшегося чайника, — но я думала, он говорил у него нет детей.

— Детей, нет. Так бы он конечно и сказал, что нет детей… Женщина ушла заглянуть в столовую, на растения там в окнах, — по крайней мере других белых, о ком я знаю… и она вернулась на кухню, мимо стола там встать в двери и заглянуть в комнату. — Ну и бардак.

— Да он, он как раз прибирался, он там прибирался.

— Больше ничем другим и не занимается, не так ли… и, шагнув в комнату, — и постоянно раз и навсегда не так ли, прибраться раз и навсегда… скрывшись, теперь только голос в сумерках там — вот все его книги, что он сделает со всеми книгами можно и их выкинуть, раз и навсегда. Он наверняка в них и не заглядывал с тех пор как бросил преподавать, не так ли.

— Я не, преподавать? Я не знала…

— И это тоже выкидывает? эту старую шкуру зебры?

— Ну он, вряд ли в смысле он привез её из Африки, вряд ли он…

— Это он вам сказал?

— Ну да, в смысле кажется да, я…

— Нет-нет-нет, купил её у молодого нигерийца который чистил утки в больнице, приехал к нам изучать медицину и привёз целую стопку чтобы расплатиться за медуниверситет. Сто долларов, он дал парнишке сто долларов и очень меня рассердил, тогда сто долларов были для нас большой суммой. Просто вернулся из больницы а счета-то никуда не делись.

Пустая чашка задребезжала блюдцем от дрожи поставившей её на стол руки, когда она потянулась к свету. — Это была, что за больница… Она поставила вторую чашку. От чайника поднялся завиток дыма, и она аккуратно потянулась к нему — в смысле, не…

— Он вам всякого нарассказывал не так ли, раздалось из тёмного проема, — как в возрасте Джека нашёл золото и никто ему не верил? к северу от Лимпопо? Вечно к северу от Лимпопо… и звук, будто она обо что-то там споткнулась. — Или про того мальчишку которого он учил пользоваться лопатой?

— Вам не нужен свет? Выключатель…

— Нет-нет-нет, просто осматриваюсь… переступая разбросанные там на полу газеты — что он только ни копит, не так ли… и выходя на свет — понятно что он там был не так ли, дым, пристаёт на века. И если запомнишь этот кашель… Она села и повернула к себе ручку чашки. — Ему не очень нравится стареть, не так ли.

— Вообще-то я не…

— Артрит рук, он у него с тридцати. Как у его отца… она отпила из дымящейся чашки. — Если бы вы видели как он себя вёл когда лишился передних зубов, господи боже ему как будто отрезали яйца вся эта фрейдовская тема, ну знаете, но привыкать было тяжело. Он не из улыбчивых не так ли, но когда уже привыкнешь к этой измученной серой протестантской улыбке и внезапно видишь ряд ровных чистых белых зубов? Это сразу перед тем как он встретил вас, видимо вся та же фрейдовская тема… она подняла чашку, — потому что вы молодая. Просто чтобы доказать что они ещё на месте.

— Но я не…

— И я не про зубы.

— Я не совсем, в смысле я не знала что вам столько лет, в смысле для двадцатипятилетнего сына.

— Я не знала что вы рыжая сказала женщина, разглядывая её оценивающе, как на входе разглядывала гостиную, словно за этим и пришла, поставила чашку. — Есть выпить?

— Да, нет простите нет… проследив за взглядом женщины до пустой бутылки на столешнице — в смысле было но…

— Нет-нет-нет я понимаю, господи боже я всё понимаю! Уже на ногах, — так даже к лучшему…

— Стойте, у вас паутина стойте сзади на юбке она там везде, в той комнате… пригнулась смахнуть, только чтобы встретиться с поднявшимся коленом, задравшейся и перекошенной юбкой, неотъемлемым моментальным видом обвисших бёдер с внутренней стороны, который она переняла на кровати наверху, поднимаясь ему навстречу до самого конца, пока он сам не упал отчаянно ловить воздух, пока она не попятилась нетвердо выпрямиться к раковине — я, давайте я что-нибудь…