Плотницкая готика - [32]
— Потому что вечно о деньгах! Видишь? Пришло в той же самой чёртовой почте, приглашение на банкет который она закатывает ради Виктора Свита.
— Ой! она обернулась, — а можно…
— Взнос двести долларов. В смысле сколько я тебя знаю Лиз, на каждом чёртовом приглашении от твоих богатеньких друзей в уголке спрятан взнос, двести долларов пятьсот они бесплатных вечеринок как нормальные люди вообще не устраивают? Просто купить виски пригласить друзей устроить вечеринку?
— Ну конечно Пол они, в смысле это сбор пожертвований они не, мы не обязаны идти.
— Идти? на сбор пожертвований в пользу Виктора Свита, идти? я же рассказывал откуда у него поддержка? Придёшь а там уже половина КГБ тебя встречает, я же рассказывал чьим приказам он подчиняется? Выставили его против Тикелла думают у них будет свой в Сенате продвигать разоружение, это всё их чёртово мирное наступление вот что я тебе ещё скажу Лиз, я слыхал он сидел. Хочешь чтобы твои пустоголовые подружки давали банкеты в честь зеков ради налогового вычета помогали чёрным не пачкая руки это всё то же самое Лиз, твой брат и его скользкие буддисты та же чертовщина. Показывает презрение к Виктору Свиту тем что даёт ему деньги а к деньгам тем что дает их Виктору Свиту, да он бы не смог мочу из ботинка вылить даже если напишешь инструкцию на подошве. Взять мистера Джиджибоя, взять её бирманца, с такими деньгами можно покупать лучшее, лучшую еду, лучшие машины, друзей, юристов брокеров всех этих чёртовых врачей но деньги привлекают худшее так что когда они покупают то покупают худшее а худшее отпугивает лучшее потому-то нельзя оставлять деньги детям так не делают. Иначе не деньги оставляешь детям а детей деньгам, два-три поколения и остаются одни психи.
— Кто все, Пол.
— А ты посмотри на любое из старых денежных семейств, за обеденным столом обязательно шизик-другой нет? У дяди Уильяма отнимают полосатые штаны думают хоть это его удержит в больнице, и в последний раз видели как он носился по Второй авеню в одних трусах? Десять лет назад копы заломали бы его на месте, а теперь все думают он просто вышел на пробежку даже не оглядываются взять твоего отца, Билли у нас ссыт на пол и что это как не…
— А про меня ты забыл, да?
— Не говорил я такого Лиз не говорил, я не говорил что ты чокнутая, надо признать это даже чертовски странно хотя разве ты не, пять лет назад прочитала в газете как кто-то кому-то подкинул в почтовый ящик гремучую змею и до сих пор боишься их открывать? только я всё уладил с сенатором Тикеллом а ты хочешь отправить меня на сбор пожертвований в пользу Виктора Свита?
— Я этого не говорила Пол. Она отвернулась обратно к окну, теперь подняв глаза к намокшему вымпелу туалетной бумаги, развевавшемуся на ветвях тутового дерева. — Просто, мои друзья я бы хотела чтобы ты их не трогал в своих…
— Ой брось Лиз, это же банкет Эди нет? Выйдет в вечернем платье за пять тысяч долларов, сразу видно в голове пусто, и они отслюнявят…
— Я не говорю об Эди не только об Эди я говорю о Сетти! Я говорю о том как преподобный Уде появился в больнице в Техасе с отвратительными цветами в тот же день когда се навещал отец и всё…
— Нет так слушай Лиз. Торопишься с выводами мы это уже проходили, совпадение они случайно оба пришли в одно…
— И те фотографы из газеты просто случайно пришли в то же время? и твоя Дорис Чин просто случайно была в то же время чтобы рассказать нам как он мягко взял сенатора Тикелла под руку у постели чтобы встать вместе с ним на колени и помолиться ну честное слово!
— То же самое Лиз та же чертовщина, торопишься с выводами если бы ты не звонила флористу и…
— Я не звонила они сами позвонили! Позвонили насчёт двухметрового креста из белых гвоздик который ей послали, когда я сказала что и вообразить себе такого не могу мне ответили что к нему прилагалась открытка от преподобного Уде с глубочайшим чем-то там во имя Христа омерзительно, всё это совершенно омерзительно.
— Слушай я уже извинился за то что цветы были не от тебя, должно быть перепутали заказы они…
— Ну и слава богу что не от меня. Сказал что отправил цветы от моего имени, этой гадости место на похоронах зачем ты мне это вообще сказал. Улаживаешь дела с Тикеллом почему просто не сказал что улаживаешь дела вместо того чтобы, чтобы использовать её, лежит там ни живая ни мёртвая обо мне ты даже не подумал да, что мне правда хочется её навестить. Твой преподобный Уде свалился как снег на голову омыть её кровью Иисуса а тебе не приходило в голову что мне правда хочется поехать и, просто её навестить…
— Ой брось Лиз что плохого, вот. Налей мне кофе, который час. Часы у тебя?
— Они были в сумочке. Посмотри на стене, сказала она, сама не посмотрев, глядя вместо этого на кота, притаившегося на улице в листьях.
— Слушай смотрел я на стене Лиз там пять двадцать три, по-твоему, сейчас пять двадцать три утра? Должно быть прошлым вечером отключалось электричество… и от его внезапного разворота в кресле вывернулся лиловатый шрам, ползущий от желтовато-серых клетчатых шорт, пробежали точеные мускулы по плечам, по рукам для такой мелочи, как просто щёлкнуть радио, которое тут же предложило ему, даже им обоим, разместить деньги в Эмигрантском сберегательном банке. — Всё равно её так накачали она и не понимает что происходит… он постукивал карандашом по стопке счетов, — и что тут плохого. Я же говорил что Уде отправился на тур с выступлениями? Услышал божественный призыв чтобы случайно приехать и помолиться в тот же день когда из Вашингтона явился её отец, всё это просто совпадение так и сказано в газете правильно? Уде доносит послание о вере и молитвах в газетах всей чёртовой страны, говорит их вместе свело божественное провидение в тени долины смертной слушай, если лично ты не веришь в религию и…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.