Плотина против Тихого океана - [30]

Жозеф не намерен был выходить из комнаты, пока мать не пойдет спать. Сюзанна была спокойна.

— Да если она и переспала с ним из-за кольца, подумаешь, какое дело!

Да, спокойна и счастлива. Пусть мать дубасит ее сколько угодно! Кольцо лежит здесь, в доме. Двадцать тысяч франков. Это главное. Мать, наверное, уже решила, как она с ним поступит. Невозможно, конечно, спросить у нее сейчас, но завтра они все обсудят. О том, чтобы вернуть кольцо, не могло быть и речи. Обычно Сюзанна бунтовала против побоев, но сегодня ей казалось, что так даже лучше, чем если бы мать, взяв брильянт, села за стол, как будто ничего не произошло?

— В сущности, что такое кольцо? Бывают случаи, когда человек просто должен оставить кольцо у себя.

— Еще как должен! — отозвался Жозеф.

Разве это не очевидно? Наверно, они купят новую машину и восстановят часть плотин. А может быть, это кольцо поможет им разбогатеть, и это богатство будет принадлежать им, а не мсье Чжо. Пусть мать орет на здоровье!

Это был великий день. Они сумели вытянуть из мсье Чжо брильянт, и теперь он где-то здесь, в доме, и никакая сила в мире уже не может его у них отнять. Этот день так долго не наступал, и вот наконец настал. Сколько лет их замыслы рушились один за другим, а они все ждали и ждали! Это их первый успех. Не просто везение, а успех. Потому что за годы ожидания они заслужили — уже одним тем, что столько ждали, — заслужили это кольцо. Это было бесконечно долго, но вот — свершилось, кольцо здесь, у них, по эту сторону мира. Они его получили. Ради того, чтобы побыть с ней рядом, просто еще немного побыть с ней рядом под мостом, он согласился расстаться с ним. Но эту победу, которую не перечеркнешь никакими побоями, она не могла разделить ни с кем, даже с Жозефом.

— Кольцо — это пустяк. Отказаться от него в моем положении было бы преступлением!

Разве это не очевидно? Есть ли на свете хоть один человек, для которого это не очевидно? Не пожелать его взять, когда вам его дарят, было бы просто немыслимо.

Сколько этих колец бессмысленно лежит в шкатулках, когда мир так нуждается в них! То кольцо, что попало к ним, отныне вступило на свободный путь и вот-вот начнет приносить пользу. Впервые с тех пор, как окровавленные руки безвестного негра извлекли алмаз из каменистого русла одной из кошмарных рек Катанги, он вырвался наконец-то на свободу из алчных и бесчеловечных рук своих тюремщиков.

Мать перестала бить Сюзанну. Рассеянная, вся ушедшая в свои мысли, она, видимо, задумалась о том, что станет делать с кольцом.

— Может, купим новую машину? — осторожно предложила Сюзанна.

Жозеф оторвался от «Голливудского кино» и отложил его в сторону. Он тоже задумался. Но мать взглянула на дочь и снова принялась кричать:

— Никакой машины! Мы заплатим долг в банк, в «Земельный Кредит», и, может быть, перекроем кровлю! Будет так, как захочу я!

Напрасно они решили, что все миновало. Надо было выждать еще.

— Конечно, заплатим в «Земельный Кредит», — сказала Сюзанна, — и перекроем кровлю.

Почему, увидев, что она улыбается, мать снова бросилась на нее с кулаками? Она встала, накинулась на нее и повалила на пол.

— Я больше не могу, мне давно пора лечь…

Сюзанна подняла голову и посмотрела на нее.

— Да, я переспала с ним, — сказала она, — и за это получила брильянт.

Мать рухнула в кресло. «Она убьет меня, — подумала Сюзанна, — и даже Жозеф ничего не сможет сделать». Мать пристально взглянула на Сюзанну, замахнулась обеими руками, словно собираясь броситься на нее, но вдруг опустила руки и спокойно сказала:

— Неправда. Ты врешь!

Жозеф встал и подошел к матери.

— Если ты еще хоть раз тронешь ее, — сказал он тихо, — еще хоть один раз, я уеду вместе с ней в Рам. Ты просто старая психопатка. Теперь я понял это совершенно точно.

Мать взглянула на Жозефа. Может быть, засмейся он, она засмеялась бы тоже. Но он не смеялся. Поэтому она так и осталась сидеть, одуревшая, неузнаваемая от горя. Сюзанна, лежа на полу неподалеку от кресла Жозефа, плакала. Почему она бросилась на нее опять? Может, она действительно ненормальная? Жизнь ужасна, и мать так же ужасна, как жизнь. Жозеф сел в кресло и теперь смотрел на Сюзанну. Если в жизни и есть какая-то нежность, то она заключена в нем, в Жозефе. Открыв эту нежность, такую сдержанную, так глубоко скрытую под грубостью и жесткостью, Сюзанна одновременно поняла, сколько нужно было боли и терпения и сколько нужно будет еще, чтобы заставить ее проявиться. И тогда она заплакала.

Мать вскоре уснула. Свесив голову, приоткрыв рот, она окунулась в молоко сна и вдруг уплыла, легкая и невинная. На нее невозможно было больше сердиться. Она слишком любила жизнь, это любовь к жизни сделала ее такой и неуемная, неизлечимая надежда, в которой она дошла до отчаяния. Надежда истощила ее, разрушила, опустошила, и ни сон, дававший ей передышку, ни, казалось, даже сама смерть уже не могли эту надежду одолеть.

Сюзанна доползла до двери в комнату Жозефа и стала ждать, что он будет делать дальше.

Он еще долго сидел и смотрел на спящую мать, нахмурившись и стиснув пальцы на подлокотниках кресла. Потом встал и подошел к ней.