Плоть времени - [4]

Вощев, ничего не видя и не слыша, весь день просидел у компьютера, уставившись в одну точку. Варвара Игнатьевна входила, вздыхала, потом выходила, тихо плакала на кухне. Даже Буран как-то съежился и притих.

К ночи Дмитрий Иванович очнулся. Машинально открыл любимый томик Чехова и прочитал: « Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, — и все обстоит благополучно».

— Вот и показала когти, — горько подумал он.

Дмитрий Иванович взял в руки мобильник и вышел на балкон. Он не видел ни Енисея, ни огней города, ни звезд над головой. В глазах стояла одна чернота. Он размахнулся и со всей силы бросил телефон в эту черноту, понимая всю бессмысленность и детское бессилие своего жеста.

1

^{Специалисты полагают, что излучение мобильных телефонов и других высокотехнологичных устройств вмешивается в собственную навигационную систему пчелы, в результате чего насекомое не может найти дорогу домой. Исследования показали, что пчелы отказываются лететь в улья, если рядом находятся мобильники.}

^{Ученые из университета Ландау (Landau University), Германия, считают электромагнитное излучение мобильных сетей возможной причиной внезапной массовой гибели пчел,.}

^{Между тем, исчезновение пчел, опыляющих большинство сельскохозяйственных в растений, может привести к сокращению урожая, и, соответственно, к массовому голоду. The Independent приводит слова Альберта Энштейна, что без пчел человечество сможет прожить лишь четыре года.}

СМЕРТЬ НА ДВОИХ

Иону Строе с благодарностью

Своего деда по материнской линии, Сулеймана, я никогда не видел. Я родился после войны, а он погиб во время войны. Но бабушка Фатима, которая воспитывала меня, тётя Тамара и моя мама — Елена, все они говорили о нем с любовью, нежностью и даже с восторгом. Мама, правда, была немногословна — она не любила вспоминать прошлое, — но иногда она раскрывалась и рассказывала мне яркие эпизоды детства и юности, которые запечатлелись в ней навсегда.

Детство мое прошло в Москве, и лишь однажды мы все вместе — я, бабушка и тётя (мама жила в другой стране) — приехали в Крым, в Гурзуф, где предки наши жили на протяжении 300 лет, не менее. Меня, десятилетнего, подвели к низкой изгороди большого двора, в глубине которого был виден фасад длинного одноэтажного каменного дома, сохранившего еще следы величия и гармонии, несмотря на многочисленные постройки и пристройки. Этот дом когда-то построил мой прадед, богатый купец и винодел.

Мне так много рассказывали о нашей семье, об этом доме, что мне казалось, будто я все видел своими глазами, присутствовал при всех событиях и принимал в них участие.

Семья деда турецкого происхождения. Они поселились в Крыму еще с тех времен, когда Крым попал под власть Османской империи, но предки бабушки были еще древнее — они пришли в Крым как завоеватели в составе Золотой Орды. А те, кто осели здесь, стали называться Крымскими татарами.

Деда моего назвали Сулейманом в честь великого султана. По семейной легенде мои предки вели свой род от легендарного султана. По мужской линии все были высокие, стройные, светловолосые и голубоглазые. Таким был и мой дед. Бабушка рассказывала, что когда она впервые увидела деда, она вся замерла от восторга. Он показался ей прекрасным как небожитель. А познакомились они так.

Сулейману было 27 лет, когда обстоятельства вынудили его вернуться в родной дом. Десять лет назад он уехал учиться в Санкт-Петербург, поступил в Университет на факультет древней истории, затем учился в Париже и Женеве. Знал пять современных языков и столько же древних. Он готовился занять место профессора на кафедре древней истории Петербургского Университета, но получил письмо от отца, в котором было написано, что тот плохо себя чувствует и просит сына вернуться домой, заняться хозяйством. Потом, если у него другие планы, вместе с управляющим решить, как вести дела, чтобы после его отъезда в Петербург поместье и виноградники не пропали.

Дед вернулся домой в 1912 году. Он понял, что его отцу осталось недолго жить. У того была тяжелая форма астмы и держался он только потому, что хотел увидеть сына. После нескольких дней первой радостной встречи, рассказов и пожеланий, надо было приступать к делам. Вызвали управляющего. Это был очень умный и деловой человек, преданный нашей семье. Крымский татарин, имевший большую семью — пять сыновей, которые во всем ему помогали, — и младшую, единственную дочь, которую все баловали, но держали в строгости, заставляли учиться не только ведению хозяйства, но и азам классических наук. Управляющий привел с собой Фатиму, так звали девочку, и мой дед увидел перед собой пятнадцатилетнюю красавицу с огромными черными глазами, живую веселую, стройную, с такой тонкой талией, что обхватить её можно было пальцами одной руки. Он влюбился сразу и страстно. Через год мой прадед умер, но успел благословить выбор сына, сказав, что лучшей жены тому не найти. Со свадьбой ждали, как положено ещё год, и весной 1914 года Сулейман и Фатима стали мужем и женой. Несколько месяцев после свадьбы были самыми счастливыми в их жизни. Бабушка рассказывала, что дед сразу познакомил её со своим другом. Все звали его Михаил или Мойша, но на самом деле имя звучало по-другому. Он был караим, некоторые имена этого языка были труднопроизносимы. Дед и Михаил учились в одной гимназии, очень дружили, увлекались древней историей и языками. Но деда ждала блестящая карьера, а Мойша, в силу бедности семьи, вынужден был остаться дома и заниматься вместе с отцом торговлей. Женился он рано. К 1914 году у него был уже годовалый сын.