Площадь Ильича - [2]

Фламберг превращается в копьё. Уколы наносятся легко и часто — Длинный тоже прощупывает, выжидает…

Незнакомец парирует уколы щитом, пуская фламберг вскользь по его поверхности.

Полуторный меч выжидает, выжидает, выжидает…

Танец продолжается…

Кружатся, кружатся, кружатся…

Незнакомец танцует на расстоянии, пытаясь зайти с фланга или в тыл.

Длинный разворачивается на месте, держась всё время лицом к Незнакомцу.

Незнакомец ловит момент: бросается вперёд, промахивается: вскользь по фламбергу, разворачивается — нет, пусто…

Фламберг — вертикально, остриём вниз: выжидает…

Незнакомец — кружится, кружится, кружится…

Небольшой круглый щит делает своё дело…

Фламберг держит Незнакомца на расстоянии…

Тот пытается сократить дистанцию…

Удар.

Удар.

Ещё удар.

Незнакомец, кажется, начинает уставать…

Длинный замечает это, наносит несколько ударов наклонно по сторонам головы…

Незнакомец парирует щитом, затем подставляет меч, уходя под удар, отводя фламберг чуть в сторону и выходя во фланг…

Длинный разворачивается вполоборота к Незнакомцу, бросив фламберг вертикально за спину, остриём вниз…

Удар.

Фламберг содрогается.

Раз-з-зворот.

Отступ.

Ещё раз-з-ворот.

Удар — в ответ.

Отступ…

Удар.

Протяг — на себя…

Доспех на спине разрублен и разрезан волной фламберга вместе с телом…

Всё.

Трибуны ревут, головные уборы летят ввысь…

Рука вновь вскидывается знакомым жестом…

Жёсткая холодная ладонь с силой толкает в спину.

Я понимаю.

Я делаю шаг вперёд.

Вхожу в огненный круг.

Нет ничего — абсолютно.

Ни мыслей, ни чувств…

Напротив — Рыжий…

Я не знаю, что надо делать — но словно кто-то делает всё за меня.

Нет, не так.

Он — это я.

Или — я просто делаю то, что он умеет.

Память предков? Игра Богов?

Или — нами играют, как куклами?

Рыжий танцует напротив.

Сабля. Щит. Маленький. Круглый.

Щас, щас, щас…

Сабля — не фламберг.

Крутится пропеллером перед носом…

А у меня-то — что?

Блин…

Пустые руки?!!

БЛИН…БЛИН!!!

О!

Сабля вылетела прямо в лицо, уход влево, сабля чиркает по щеке, и — из рукава (МОЕГО!!! рукава) вылетает гирька…

Ладненько, ладненько-то…

Вот теперь — и поиграем на равных. Надеюсь.

Не с пустыми руками ведь теперь.

А Рыжий — то не промах…Цеплянул ведь щеку-то!

Ладно. Это всё мелочи. Пустяки. Дело житейское.

Главное — не торопиться…

Не торопись, говорю!

Попрыгай, повертись…

ПОДОЖДИ!!!

Присмотрись… Приценись…

Что у него, а что у меня…

Понял, что к чему???

А???

Ну — поехали!

Я не понимал, что к чему, просто — делал, и всё.

Или кто-то, кто ведает моей судьбой, делал всё за меня…

Сабля мельтешит перед носом.

Крутись, крутись, это в твоих интересах…

Он машет — ты крутишься…

Теперь — вот где твоё…

Гирьки вылетели обоеруч. Только свист пошёл…

Чак Норрис со своими нунчаками отдыхает в тени акаций…

Не-а, не-а…

Не подходи…

А, перерубить задумал —

Попробуй.

А.

А мы вот тебе попробуем по другому…

Ап…

Оп…

Эх…

Эй…

Вот!

Одна цепочка закрутилась вокруг сабли, рывок вверх и влево, сабля вылетает из руки, другая — переметнулась через щит, перевалилась, ударом проламывая лобную кость…

— Вставай, да вставай же! — Жена, казалась, готова была меня растерзать. — Половина десятого, на демонстрацию опоздаем, полчаса тебя бужу!

Я с трудом разлепил глаза. Голова раскалывалась, всё тело болело, как побитое… Чёрт, неужели такое может быть после ста пятидесяти вчерашних граммов? Ничего не понимаю: ну, устал, немного выпил… Так не литру же!

Кряхтя, встал, торопливо умылся, побрился, чай пить не стал, только махнул рукой на зов жены. Надел выглаженную накануне рубашку, пиджак, галстук повязывать не стал, сунул в карман поллитру…

— Всё, поплыли!

Жена что-то недовольно буркнула в ответ, покосившись на оттопырившийся карман…

Хорошо, что идти недалеко.

Народ уже бурлил вовсю. Собирались по производствам, по цехам, группируясь вокруг начальства. Некоторые челноками сновали от одной группы к другой, общаясь со знакомыми. Мы с женой протолкались к своим, народ обрадовано загудел, обступил со всех сторон. Я тупо пожимал протянутые руки, улыбался, кивал в ответ на поздравления. Голова трещала как спелый арбуз, затисканный руками придирчивого покупателя… Ничего, сейчас по маленькой с ребятами для разгону выпьем — полегчает.

— Что, что ты сказал?

До меня только что дошло, о чём толкует мне мастер второго участка.

— Да вы что, не слушаете что ли? Помер, говорю, ночью. Да вы помнить его должны, он у вагонников работал, а у меня на участке в командировке был. Рыжий такой.

— Как так помер?

— Да никто не знает, как, от чего… Помер, да и всё. А может, убили. Ночью. Утром нашли вон там, в парке, видно с работы шёл. Вроде — лоб разбит… Может, как падал — ударился… Подходил я сейчас к вагонникам поздороваться, они и сказали… А там, в парке ещё кого-то…

Внутри что-то ухнуло, и я оглох.

Когда, наконец, понял, что меня тормошат и спрашивают, не плохо ли мне…

Покачал головой, сделал отстраняющий жест.

Достал из кармана бутылку.

Сорвал зубами безъязычковую новомодную крышку и выпил не отрываясь…