Плохие кошки - [61]

— А он пошел и нашел, — продолжал Нико. — Удивительный мужик. Две недели ходил. Хотя, мне кажется, он вообще всю округу обойдет с закрытыми глазами и не споткнется. А с собой ходить не разрешает. Как же он будет записывать один?

— Вот ты фраер, что там записывать — не симфонический же оркестр! Ты, главное, не парься, — хлопнул его по плечу звукорежиссер и потянулся. — Через полчаса уходить, счастье-то какое!

Ловец огляделся — на поросшей папоротниками сельской дороге не было ни души.

Дом не выглядел хуже, чем остальные деревенские халупы, стоящие в растрепанной, начинающей желтеть зелени поодаль, все, как один, из серого камня, с необработанными фасадами, с подслеповатыми окошками, с примыкающими косыми сарайчиками.

Началась настоящая осень, и воздух становился стеклянным, пустым, звуки словно наблюдали за подстерегающим их человеком.

Ловец не включал аппаратуру, ждал чего-то. Рассохшееся бревно, на котором он устроился, постепенно остывало, и только очень чуткое ухо слышало его набухание вечерней сыростью.

Так прошел час. Ночь опустилась почти мгновенно — однако человек не смотрел, он слушал. Внезапно что-то привлекло его внимание со стороны дома — и он увидел на пороге кота.

Насторожившись, Ловец чуть уловимым движением отжал кнопку, поправил наушники и снова застыл в каменной неподвижности.

Кот стоял, глядя в сторону человека, трехцветный — бело-черный с рыжими пятнами, не слишком большой, поджарый, его глаза, как положено кошачьим глазам в темноте, посверкивали зеленым.

Звук шел сначала еле различимый — монотонный, как сигнализация, пульсирующий, тревожный, но не нападающий. Кот не двигался, не ждал — стоял на посту, это было его место. Поднятый хвост не вызывал умиления и желания поиграть со зверюшкой — он был как знак отшельника на келье: «Не подходи».

Микрофон всасывал в себя дальний перестук колодезного кольца, треск мокрого целлофанового пакета, перебрасывание парой слов давно молчащих людей, погружение в сон всего человеческого и пробуждение остального мира. Как будто у всего сущего открылись глаза, и они всем бесчисленным множеством вперились в одиноко сидящего на бревне человека.

Его душа радостно погружалась в необычное звучание.

Чего он только не слышал и не слушал!

В его коллекции были диски с записями пустого театрального зала, шарканья ног слепого, перезвона висящих в баре чистых бокалов, звуками текущего из сот меда, падения длинного белокурого волоса с головы красавицы, шума реки под солнцем и шума реки под луной, звуков дороги в тумане и звуков сна спящих на ходу лошадей на ромашковом лугу.

Ловец мог озвучить самые нежные, самые тонкие, самые потаенные эмоции человека. Он мог рассказать историю самыми разными вариантами молчания, но впервые он хотел услышать звук, не имеющий точного названия.

Кот все стоял, изредка подергивая ушами. Неожиданно звук пошел такой настойчивый и насыщенный, что звуковик посмотрел ему прямо в глаза.

«Животные не могут выдержать взгляд человека», — думал он, транслируя эту фразу коту, но тот продолжал смотреть в упор, и вдруг его фосфоресцирующие яростные глаза словно приблизились.

Ты не войдешь в этот дом безнаказанно, говорили эти глаза человеку. Ты можешь смотреть издали, но только попробуй сделать шаг — поплатишься за это. Человеку тут нет места, и не спрашивай, почему. Я не милый домашний кот, каким кажусь, — мое дело предупредить тебя, а твое дело — услышать.

Ловец от волнения почти совсем забыл дышать и чуть не задохнулся. Его задача выполнялась самым наилучшим образом, и теперь надо было красиво смикшировать финал. Что тут можно еще записать — уже целый час записи, роскошной, насыщенной, выпуклой и чистейшей.

— А я еще подумаю, отдавать такое сокровище малышу или нет, — бормотал Ловец, закоченевшими руками сворачивая аппаратуру, сматывая кабели и укладывая в футляры драгоценные приборчики. — Это еще вопрос, может, он испортит все к чертям. Да он вообще и не услышит ничего!

Кот все стоял. Ловец, мало подверженный страхам, помахал ему рукой и решительно потопал ногами.

— Спасибо, дружище! — крикнул он коту, и его собственный голос резанул нервы, как воронье карканье.

Кот повернул голову к дому, потом обратно. Потоки поутихли и успокоились.

— А где он снимать-то будет? Смысла никакого нет, ведь звук должен один в один совпадать с кадром, — бормотал Ловец, двигаясь по заброшенной тропке к трассе.

Нико только что прослушал запись и сидел, не шевелясь.

— Я еще подумаю, отдавать тебе ее или нет, — буркнул Ловец.

— Подождите минутку, можно? — поднял на него умоляющие глаза Нико. — Я… не ожидал. Мне нехорошо. Немного подождите, пожалуйста.

Через минуту он пришел в себя.

— Мне страшно, — сказал он, глядя на Ловца с суеверным ужасом. — Вы… я… в общем, я даже предположить не мог, что может получиться ТАКОЕ. Но мне страшно не от того, что я прослушал. Как я теперь буду снимать? Где я кадры найду? И кота… кота, где вы этого кота нашли? Я его слышу. Не знаю, что услышат зрители, но я как будто знаю его, а он знает меня.

Ловец похрустел суставами, склонив голову.

— Свою задачу я выполнил. И даже более того — подарил тебе бесценную запись. Могу развернуться и более о тебе не вспоминать. Но… ты первый, кто так горюет, что не сможет сделать работу хорошо.