Пленные генералы Российской императорской армии 1914-1917 гг. - [21]
Измотанным многодневными боями русским офицерам и солдатам, попав в плен, приходилось преодолевать не менее изнурительный путь в лагеря. К примеру, после гибели XX армейского корпуса в Августовских лесах 58-летний генерал Чижов, будучи раненым, выдержал длительный пеший переход из Млынека до Сувалок в общей колонне пленных солдат и офицеров, проходивший в февральскую стужу[191]. Довольно подробно описывает тяжелый путь в плен русских генералов и офицеров из Новогеоргиевской крепости полковник Н. И. Липницкий, командовавший 475-м пехотным полком: «…Генералов и штаб- офицеров посадили на повозки, а обер-офицеры и солдаты должны были идти пешком. В 10 часов утра тронулись в путь, под сильным немецким конвоем по шоссе на город Вышгород. На следующий день в 4 часа утра 8 августа прибыли в город Вышгород, отстоящий от крепости Новогеоргиевск в 40 верстах. Поместили нас в сарае, где на гнилой, вонючей соломе провалялись до 9 часов утра, а затем погнали дальше к городу Ловичу. Шли день и ночь. Солдаты, в числе 3 тысяч человек, шли впереди, а офицеры ехали и шли за солдатами. Солдаты были буквально навьючены добром, награбленным в крепости. Сперва они шли бодро, но потом от тяжести награбленного начали приотставать, ложились на землю, но были поднимаемы немцами прикладами и штыками, и тех, кто не мог уже идти, прикалывали штыками или пристреливали. Таким образом, кое-как дотащились мы до г. Ловича в 6 часов утра 9 августа. В Ловиче нас, офицеров, привели в ресторан и дали нам немного поесть, а затем в 11 часов утра посадили на поезд генералов и полковников в вагоны 3 класса, а остальных офицеров и солдат в товарные вагоны. Утром 10 августа прибыли мы в город Калиш, где над нами была произведена дезинфекция и прививка оспы и тифа. Ночевали на вокзале 4 класса на столах и ничем нас не кормили. Затем, 12 августа, прибыли в Нейссе, и отвели нас на форт № 3. По прибытии на форт немцы сделали у нас самый подробный обыск и также отобрали все деньги. Разместили нас в казематах…»[192]
Для попавших в плен против своей воли генералов сам факт пленения, естественно, был тяжелой моральной травмой. Первые впечатления от пленения и общения с победителями врезались в душу и оставляли в ней неизгладимый след. Очень подробно описал свои первые часы в неприятельском плену H. H. Мартос. Переживания его были тем более глубоки, что за неделю, предшествовавшую пленению, генерал Мартос успел познать вкус победы над немцами: войска его корпуса выиграли несколько боев, брали пленных, трофеи. «В Остероде, в маленькой грязной гостинице… меня предупредили, что я буду представлен Главнокомандующему ген[ералу] Гинденбургу. В столовую, куда меня провели сначала, вышел ген[ерал] Людендорф. Владея вполне русским языком, он, между прочим, мне сказал:
— Скажите, в чем заключалась стратегия вашего прославленного ген[ерала] Самсонова, когда он вторгался в Восточную Пруссию? — На это я ему ответил, что в стратегию эту я не посвящен и что я, как корпусный командир, решал только тактические задачи, следуя на фронте с другими корпусами.
— Да, но вы все разбиты и положили оружие и теперь граница русская открыта для нашего вторжения от Гродно до Варшавы. — На это я ему возразил: — Я был окружен превосходными силами, но предварительно имел значительный успех над вашими войсками, когда был в равных с вами силах. Я имел трофеи: полевые пушки, пулеметы, пленных штаб- и обер-офицеров и много солдат.
Видимо, Людендорфу это очень не понравилось: он сразу изменил выражение лица и манеру обращения.
— У вас есть деньги? — спросил он.
Я ответил, что при себе имею русские кредитные билеты.
— Ну, теперь эти деньги ничего не стоят.
В это время вошел Гинденбург. Он был со мной очень ласков, говорил на русском языке, но с акцентом и ошибками. Видя меня очень расстроенным, он долго держал мои руки, прося успокоиться.
— Я вам, как достойному противнику, возвращаю ваше «золотое оружие»; оно будет вам доставлено.
Откланиваясь, он прибавил:
— Желаю вам более счастливых дней в вашей жизни.
Я переночевал в этой же гостинице, где помещались эти два генерала, но у дверей моей комнаты был поставлен часовой. Утром 18/31 августа в отдельном вагоне 2 класса с большим конвоем, при офицере, меня повезли вовнутрь Германии в длительный и тяжелый плен. Оружие мне не вернули…»[193]
Правовые основы содержания военнопленных были установлены второй главой IV Гаагской конвенции 1907 г. «Об обычаях и законах сухопутной войны»[194]. Нечеткость правовых норм, а также различное отношение к ним враждующих сторон привели к многочисленным нарушениям их в ходе войны. К примеру, в России основные положения Гаагской конвенции были воспроизведены только 16 октября 1914 г., а большая часть текста конвенции и вовсе не была переведена на русский язык[195]. Военнопленные нередко становились объектом политических игр противоборствующих держав. Ухудшение положения пленных в лагерях одного из государств всегда имело следствием репрессии с противоположной стороны в отношении ее пленных. Так, создание особого карательного лагеря в Ганновере для привилегированных русских офицеров было следствием нечеловеческих условий содержания германских военнопленных при строительстве Мурманской железной дороги
