Пленники замкнутой бесконечности - [7]

— Поставь на стол, — буркнул Альбор и вновь исчез в подполе.

Айгур поднял кувшин с пола, уловив приятный аромат домашнего абрикосового вина, и поставил на стол, на котором уже стояли два деревянных блюда — одно с ячменными лепёшками, второе, бóльшего размера, с фруктами.

Альбор вылез из погреба, громко стукнув крышкой. В руках он держал бурую, хорошо прокопчённую козью ляжку.

Когда Лиэна вышла из своего уголка — переодетая, с распущенными, для просушки, волосами — Альбор уже строгал мясо широким ножом.

— А мне? — Лиэна потянула носом и смешно подняла брови, изобразив на лице крайнюю степень удивления, указала пальцем на стол, где, рядом с кувшином, стояло только две кружки, взятые Альбором с полки. — А мне вина?

— Брысь, киска, — огрызнулся Альбор и, взглянув на внучку, строго спросил: — Ты почему голову не прикрыла? Как замужняя женщина ходишь. Ишь! Совсем от рук отбилась? Управы на тебя нет?

— Нет управы, — согласилась Лиэна. — Ты же у меня добрый, дедуля. — она чмокнула деда в лысину.

Альбор сокрушенно покачал седой головой:

— Что Айгур подумает?

— А ему так больше нравится, — веселилась недавняя утопленница. — Правда, Айгур?

Парень сидел за столом и широко улыбался. Он молча любовался милым лицом девушки, водопадом влажных русых волос, струящимся по её плечам.

— Ладно, садись. Ужинать будем. — всё-таки, старик взял с полки третью кружку, плеснул в неё вина на два пальца.

Лиэна сидела рядом с дедом, напротив Айгура и, изредка, бросала на него взгляды, от которых сердце кузнеца вспыхивало, как огонь в его кузнечном горне. Девушка рассказывала Альбору о том, что произошло на берегу Йяки, старик кивал головой в такт словам, и тоже поглядывал на спасителя внучки.

Лепёшки показались Айгуру восхитительными — нежными и ароматными, они, буквально, таяли во рту. Он такие ел в далёком детстве, когда была жива мама. Мясо же, напротив, было сухое и жёсткое, но крепкие зубы Айгура перемалывали его, как жернова перемалывают в муку зерно. Альбор одобрительно смотрел, как Айгур расправляется с копчёной козлятиной, сам он мясо не ел, налегал на лепешки.

— Мясо жевать — зубы уже не те, — пробурчал он.

Лиэна, и вовсе, почти ничего не ела, только немного фруктов, да, и то, вяло, через силу. Даже вино, которое ей удалось выпросить у деда, стояло нетронутым. Она устала и, по-видимому, очень хотела спать, но крепилась, как могла.

— Я пойду, лягу, — сказала она, наконец. — Голова что-то… Вы меня извините. — Лиэна встала, улыбнулась кузнецу, поцеловала деда.

Айгур озабоченным взглядом проводил девушку и тоже встал из-за стола, поблагодарив хозяина за ужин. Альбор поднялся вместе с ним. Он положил руку Айгуру на плечо и сказал, глядя ему в глаза:

— Спасибо тебе, парень, за внучку.

Он вышел с Айгуром за ворота.

— Дать тебе Гая? Он проводит.

— Зачем?

— Поздно уже. Темно.

— Я не боюсь темноты.

— А людей?

Если бы не было так темно, старик увидел бы скорбную усмешку на лице Айгура.

— Людей? Люди избегают встречи со мной, стороной обходят. Встреча с людьми мне не грозит. Да, и спят уже все.

— Ну да, ну да, — согласился Альбор, сказал непонятно: — Страсти улеглись…

Айгур не понял, но спрашивать не стал.

— Ну, иди тогда. Чего не идёшь? — проворчал старик.

— Я попросить хотел: можно я завтра приду? Узнать, как Лиэна себя чувствует. Она ведь головой о камень ударилась, не было бы чего.

— Головой, говоришь? Головы у нас, у Рэгги крепкие.

— Вы сказали: у Рэгги? Значит, вы — Альбор Рэгги!

— Да, — сказал старик. — Я — Альбор Рэгги. Тебе знакомо моё имя?

— Конечно. Вы — друг моего отца и мой спаситель.

— Бывший друг, — уточнил Альбор, — бывший. Теперь у меня нет друга по имени Зван Дигги. Давно уже. С того самого дня, когда он отрёкся от тебя, бросив на произвол судьбы. Тебя, пацана десятилетнего.

Айгур пожал плечами.

— Не считать его своим другом — ваше право, — сказал он, — а я отца не осуждаю. У него из-за меня вся жизнь кувырком. И не бросил он меня на произвол судьбы. Когда уезжал из деревни, всё мне оставил — и дом, и кузницу, всё подарил.

— Да не подарил, откупился, — в голосе Альбора звучала горечь. — От совести своей откупился… Как же ты жил, парень? Ты ж совсем мал ы м был, когда батя твой в другую деревню уехал. Десять лет всего…

Айгур пожал плечами:

— Что такого? Ремесло я знал. С ранних лет из кузни не вылезал — смотрел, как отец работает, учился…

— Смышлёный… — Альбор протянул руку для прощания. — Ну, ладно, иди уже. И знай: в этом доме для тебя дверь всегда открыта. Приходи.

Айгур ушёл в темноту, а старик ещё долго стоял у ворот своего дома. Вспоминал.

Факелы. Рёв толпы.

Много факелов, светло, как днём.

Людей к дому Звана Дигги сбежалось много — вся деревня. Не только мужики, баб не меньше. Все с факелами, с палками. У всех злоба в глазах.

Когда Альбор подбежал к дому друга, разгорячённые вином и собственной дикостью, люди уже вламывались в выставленную дверь.

Опоздал, мелькнула страшная мысль.

Разбросав по сторонам столпившихся на крыльце односельчан, Альбор вбежал в дом. Человек семь или восемь, окружив плотным кольцом кого-то лежащего на полу, молотили его изо всех сил палками и пинали. Альбор схватил одного за ворот рубахи, рванул на себя так, что затрещала крепкая холстина, и отшвырнул в сторону. Кольцо снова сомкнулось, но он был уже внутри и принял на себя град палочных ударов.