Пленники утопии. Советская Россия глазами американца - [7]

Третьим героем трилогии оказался полуобезьяна-получеловек Котикокура – «вечный юноша двадцати лет, всегда страстный, всегда мятежный, всегда колеблющийся между поклонением герою и женщине, хвастун и ребенок», который «должен быть одновременно богом и обезьяной»[25]. Бессмертный спутник Картафилуса, которого он называл «Катафа», за века общения с ним настолько цивилизовался, что мог выступать как барон-рыцарь, аристократ-джентльмен и советский ударник-физкультурник. В СССР «князь гаремов и любимец императриц» оказался «уязвлен, что женщина осмелилась отвергнуть» его, тем более что счастливым соперником оказался… трактор. Пораженный отсутствием у комсомольцев любовного томления и даже сексуального влечения, Котикокура обращается к ним с пламенной речью, за которую его объявляют «предателем, буржуем, шпионом, кулаком, нэпманом» и препровождают в ГПУ. Однако тайный знак рукой и упоминание Картафилуса чудесным образом выручают «непобедимого Адама», как и во всех остальных случаях.

5.

Именно антибольшевистские высказывания испортили репутацию Вирека. В межвоенные годы влиятельная леволиберальная интеллигенция США занимала открыто прокоммунистические и просоветские позиции, а служившие ее рупором нью-йоркские еженедельники «Nation» и «New Republic» воздействовали на мнение всей страны, поскольку значительную часть их аудитории составляли редакторы, журналисты, литераторы и педагоги, транслировавшие эти идеи дальше. Критиковавшие СССР издания Хёрста и Макфаддена, где главным образом сотрудничал Вирек, считались не просто реакционными, но бульварными. Между либеральной и коммунистической прессой существовало своего рода перекрестное опыление: журналы мейнстрима были открыты партийным агитаторам, благодаря чему их призывы приобретали аудиторию и респектабельность. «Коммунистическая Россия, особенно после 1929 г., оставалась единственным лучом света в сумрачной картине мира, какой она виделась либералам», – суммировал историк Дж. Мартин[26]. Коммунисты убеждали читателей в правильности коминтерновских определений «фашизма» и в тождественности «антифашизма» и «демократии», объявив всё «не-коммунистическое» «потенциально фашистским».

Антикоммунисты решили дать бой. 5 марта 1930 г. Гамильтон Фиш, потомок старинной, богатой и влиятельной семьи, считавший свое политическое положение неуязвимым, внес проект резолюции, одобренный Конгрессом:

«Спикер Палаты представителей уполномочен назначить комитет в составе пяти членов Палаты для расследования: коммунистической пропаганды в Соединенных Штатах, особенно в наших образовательных учреждениях; деятельности и состава Коммунистической партии Соединенных Штатов и всех связанных с ней организаций; ответвлений Коммунистического Интернационала в Соединенных Штатах; торговой корпорации "Амторг"; газеты "Daily Worker"; всех организаций, групп и лиц, подозреваемых в подстрекательстве, призывах или поощрении насильственного свержения правительства Соединенных Штатов или попыток ослабить нашу республиканскую форму правления путем возбуждения бунтов, диверсий или революционных беспорядков. Комитет должен представить Палате отчет о результатах расследования, включая рекомендации по законодательству, если сочтет их желательными»[27].

Вопрос о признании СССР и об официальных сношениях с ним не входил в компетенцию «комитета Фиша», как его окрестили газетчики, однако расследование деятельности «Амторга» прямо затрагивало советское присутствие в США. Работа комитета, допросившего 250 свидетелей, заслуживает отдельного исследования, поэтому ограничимся констатацией его целей. Предоставляя слово коммунистам во главе с их лидером Уильямом Фостером, кандидатом в президенты в 1924 и 1928 гг., и давая им возможность высказаться, Фиш стремился получить «из первых рук» доказательства того, что американские коммунисты: во-первых, присягают на верность не Соединенным Штатам, но Советскому Союзу, а значит, сознательно нарушают гражданский долг и служат другому государству; во-вторых, призывают к свержению существующего строя, а значит, являются государственными преступниками.

Судя даже по тем фрагментам стенограммы, которые Фиш привел в мемуарах[28], коммунисты и сочувствующие, вызванные для дачи показаний, держались уверенно, высказывались откровенно и даже дерзко по адресу правительства США и его институтов. Формально сказанного было достаточно для юридического преследования компартии, но на такой результат Фиш не рассчитывал. Он выстраивал логическую цепочку, которую стремился внедрить в сознание сограждан. Коммунисты – государственные преступники, причем сами сознаются в своих намерениях. Они служат другому государству – СССР, причем это государство враждебно США. Следовательно, его официальное признание прямо противоречит интересам США.

17 января 1931 г. комитет обнародовал 66-страничный отчет, в котором назвал целями коммунистической партии: «пропаганду атеизма и искоренение религии; разрушение демократии, свободного предпринимательства и частной собственности; возбуждение забастовок, бунтов, диверсий, кровопролития и гражданской войны путем революционной пропаганды; злоупотребление гражданскими свободами и проникновение в средства массовой информации с конечной целью лишить американцев гражданских свобод и свободной прессы; призывы к мировой революции, которая установит всеобщую диктатуру пролетариата». Оснований для таких суждений в словах Фостера сотоварищи было достаточно. В отчете говорилось: «Комитет убежден, что лучшим и самым эффективным способом борьбы с коммунизмом в Соединенных Штатах является возможно более широкая огласка основных принципов и целей коммунистов, которые одинаковы во всем мире»