Пленники утопии. Советская Россия глазами американца - [6]
Впервые публикуемые в настоящем издании документы ВОКС из Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) позволяют восстановить предысторию поездки Вирека в Москву в июле 1929 г., результатом которой стали три больших очерка для журнала «Saturday Evening Post», перевод которых составил основу этой книги. Они говорят сами за себя.
Визитер просил о встречах со Сталиным, «мадам Лениной» и «президентом» Калининым – гонорар за такие интервью мог покрыть расходы на поездку, – но потерпел полное фиаско. Сталин в то время редко принимал иностранцев-некоммунистов, о чем Джордж Сильвестр не забыл упомянуть, дав понять читателю, что лишь этим объясняется отсутствие ожидаемого интервью. Крупской не позволяли играть роль «первой вдовы»: по расхожему анекдоту, вождь пригрозил ей «назначить вдовой Ленина Фотиеву или Стасову». Гостю пришлось довольствоваться заместителем наркома по иностранным делам Львом Караханом, который для американского читателя точно не являлся ньюсмейкером. Перед разговором с Виреком этот известный щеголь облачился в рабочую блузу и вызвал переводчика, хотя хорошо говорил по-английски. Карахан рассыпался в комплиментах американцам, подчеркивая, как много общего с ними у советских людей, но отказался обсуждать Муссолини и преимущества диктатуры пролетариата перед «диктатурой среднего класса». Директор правления Госбанка Виталий Коробков, «производящий впечатление способного и напористого делового человека», призывал американцев инвестировать в советскую экономику, уверяя в ее стабильности (экономические и социальные вопросы занимают в очерках важное место). Директор Института Маркса и Энгельса Давид Рязанов распорядился показать письма Луи Фирека к Энгельсу. Гость отметил, что хозяева не жалеют денег на покупку книг и документов по истории социалистического движения; передал ли он что-то институту – неизвестно. Заведующий отделом Англо-романских стран НКИД Самуил Каган, шестью годами ранее сообщивший в секретариат Троцкого, что ничего не знает о Виреке, усомнился, что собеседник напишет правду об увиденном, ибо под «правдой» понимал то, что соответствовало советской пропаганде. Думаю, то же самое говорил заведующий Отделом печати НКИД и будущий начальник Главлита Борис Волин (в Архиве внешней политики РФ должны быть записи бесед, но найти их мне не удалось). Похоже, Джордж Сильвестр не виделся ни с кем из деятелей литературы и искусства – во всяком случае, о них в очерках ни слова. Не по этой ли причине он не упоминается в отечественных работах о визитах иностранных литераторов в СССР?
Дальше Москвы и Ленинграда гости не уехали. Получив гору статистических материалов, Вирек отказался от осмотра образцово-показательных домов-коммун и роддомов, но хотел понять, как живут обычные люди. Впечатления оказались безрадостными: «хвосты» и полуголодное существование большинства населения даже в крупных городах, нехватка обуви и одежды, «квартирный вопрос», слежка и повальная бюрократическая неразбериха. Всеобщая военная подготовка и тотальная пропаганда, направленная на молодежь, тоже не вызвали симпатий. В очерках нет ни капли высокомерия в отношении «азиатских орд», как в пропагандистских статьях времен Первой мировой войны, хотя отмечен «поворот к востоку», символически выразившийся в переносе столицы из Петербурга, которому осталось «медленно умирать», в Москву. Нет в них и насмешек над бедной и неустроенной жизнью, как у европейских заезжих гастролеров тех лет, но есть сочувствие к людям, которых политика властей поставила в такие тяжелые условия.
«Я честно сказал большевистским лидерам, – заявил автор, как будто кто-то в Москве интересовался его мнением, – что я не социалист, но сочувственно передам любое послание, которое мне доверят. <…> Трудно не восхищаться динамичной энергией большевизма и самоотверженностью отдельных его лидеров. Они кажутся такими честными, так стремятся объясниться – это взывает к нашим самым добрым инстинктам. Только покинув Россию, снова обретаешь чувство перспективы и понимаешь подлинный характер трагического фарса под названием "коммунизм", поставленного горсткой людей в Кремле. Я не стану замалчивать неудачу большевизма только из-за того, что некоторые его лидеры – очаровательные люди». «Большевизм не эффективен, – подытожил Вирек. – Несмотря на величие планов и энергию вождей, он не способен даже накормить собственный народ. Он превращает Россию в тюрьму». Автор назвал большевизм «обезумевшим самодержавием», Ленина – «восточным деспотом в душе», хотя и «гением», Сталина, которому отказал в «гениальности», – «царем в большевистском наряде». «Каждый американский доллар, инвестированный в Россию, – предупредил он, – дает большевикам доллар для вооружения и пропаганды против нашей системы цивилизации».
Впечатлениями поездки и размышлениями об увиденном в СССР навеяна одна из глав романа «Непобедимый Адам» (1932) – заключительной части «трилогии о бессмертных», написанной Виреком в соавторстве с Полом Элдриджем. Главным героем первой книги, «Мои первые 2000 лет. Автобиография Вечного Жида» (1928), стал не Агасфер предания или классической литературы, бесприютный старец, молящий о смерти как об избавлении, но вечно юный, полный сил человек по имени Картафилус, не знающий не только смерти, но и старости и немощей. Офицер стражи Понтия Пилата (Картафилус означает «привратник»), он не дал Иисусу отдохнуть по пути на Голгофу и услышал: «Ты будешь вечно скитаться, пока я не вернусь». Картафилус «законсервировался» в своем возрасте и теле, поэтому был вынужден менять место жительства, чтобы не вызывать подозрений вечной молодостью. В центр второго романа, «Саломея, Вечная Жидовка. Мои первые 2000 лет любви» (1930), сюжет которого параллелен сюжету первого, соавторы поместили внучку царя Ирода, проклятую вечной молодостью и вечным бесплодием.
