Пленник ее сердца - [4]

– Если бы колотый! – простонал Руфус Брайт. – Я наскреб песка с сахарной головы – думал, так лучше, – почти полный ларь.

– Ну что же, теперь его придется выбросить, – злорадно констатировала миссис Уитли.

– Я заплачу за сахар, – предложила Полина, и к горлу подступила тошнота, словно она только что проглотила добрых пять фунтов песка: сахар стоит недешево.

– Ты вовсе не обязана, – тихо заметила Салли. – Мы же почти сестры, хотя могли бы стать настоящими, если бы у моего брата Эррола в голове были мозги вместо опилок.

Полина покачала головой. Когда-то она была влюблена в Эррола, но с тех пор как они расстались, прошло два года и сердечная рана уже почти затянулась. Как бы там ни было, она не хотела быть у него в долгу.

– Я заплачу, – стояла на своем Полина. – Это моя ошибка. Надо было все сделать самой, но я хотела управиться побыстрее. Вот и получила то, что получила.

А теперь она еще и опоздала в таверну, и ее наверняка оштрафуют. День сегодня с самого утра не задался. Не зря говорят: пришла беда – открывай ворота.

Салли кусала губы: и подругу жалко, и прибыль терять не хочется.

Между тем Даниэла наконец поняла роковые последствия своей ошибки и, набрав сахару из ларя, высыпала его в ящик с квасцами, обильно поливая слезами и то и другое.

– Я все исправила.

– Все в порядке, дорогая. – Полина подошла к сестре и осторожно забрала совок из ее рук. – Давай посмотрим гроссбух. Кажется, у меня кое-что накопилось.

Ей не казалось, Полина знала, что у нее накопления есть. В гроссбухе, помимо страницы под названием «Счета Симмзов», была и помеченная одним словом «Полина», и там значилась сумма в два фунта четыре шиллинга восемь пенсов, ее личные накопления. Последние несколько лет она откладывала каждое пенни, и Салли Брайт вела учет этим деньгам в своем гроссбухе. Очень похоже на банковский счет, но разве служанка может позволить себе открыть счет в настоящем банке?

Полина копила деньги ради лучшего будущего своего и сестры и верила, что когда-нибудь настанет заветный день, когда станет возможным начать свое дело.

– Давай, – решительно повторила Полина.

Один росчерк пера Салли, и почти все ее накопления испарились: осталось одиннадцать шиллингов восемь пенсов.

– Я не стала высчитывать с тебя за квасцы, – пробормотала Салли.

– Спасибо. – Слабое утешение, но все же кое-что. – Руфус, ты не мог бы оказать мне любезность и проводить Даниэлу домой? Мне пора в таверну, а она расстроена.

Руфус, который чувствовал себя виноватым, взял Даниэлу под руку.

– Пойдем, Дани, отвезу тебя домой – только повозку запрягу.

Даниэла никуда ехать с Руфусом не желала и продолжала горько плакать. Полина подошла к ней и шепнула на ухо:

– Поезжай домой, а я сегодня вечером принесу тебе пенни.

Слезы сразу высохли. Даниэла каждое утро собирала яйца, пересчитывала, просматривала на свет и складывала в корзинку. За это Полина давала ей по одному пенни в неделю.

Каждую субботу вечером Полина наблюдала, как Даниэла кладет свое пенни в старую жестяную коробку из-под чая. Сестра трясла жестянку над ухом и счастливо улыбалась, а на следующее утро честно заработанное пенни опускала в коробку для пожертвований в церкви. И так каждое воскресенье.

– Ну, до встречи, Дани, – улыбнулась сестре Полина, хотя ей было совсем не весело.

Как только Даниэла и Руфус вышли из лавки, миссис Уитли, раздуваясь от самодовольства, назидательно заметила, обращаясь к Полине:

– Чем таскать дурочку за собой, лучше бы дома ее запирала. Надеюсь, урок пойдет тебе на пользу.

– Эй, миссис Уитли, полегче! Вы же знаете: сестры Симмз совершенно безобидные и никому зла не желают.

Полина съежилась как от пощечины. Сколько раз за свою жизнь слышала она эту фразу, этот жалостливый тон. Мол, что с них, недотеп, взять: зла-то они никому не желают, только все у них выходит вкривь да вкось.

И зачем они только на свет родились? Никому от них никакого толку. Никому эти сестры Симмз не нужны, даже отцу с матерью. Родители просили у Бога сыновей, а он наградил их дочерьми и словно в насмешку одной недодал ума, а другой… другую сотворил похожей на мальчишку: никаких тебе приятных округлостей, только кожа да кости… ну и жил немного.

Но зато Господь не обделил ее умом и волей. Когда-нибудь она докажет всем, кто считает ее неудачницей, что они ее совсем не знают. Когда-нибудь, но не сегодня: сегодня явно не ее день, сегодня она не могла даже сказать про себя, что никому не желает зла. Внутри у нее все клокотало от гнева.

– Ну что, свалила свою проблему с больной головы на здоровую, и сразу легче стало, да? – подлила масла в огонь миссис Уитли, забирая с прилавка две бутылки тоника.

Руки Полины сами сжались в кулаки. Разумеется, она не стала бы распускать руки, чтобы научить уму-разуму старуху, как поступала с мальчишками, когда те дразнили сестренку, но искушение было велико.

– Даниэла не проблема. Она такой же человек, как вы или я.

– Я не полоумная, а про тебя – не знаю. Сдается, и у тебя не все дома, раз ты ее повсюду с собой таскаешь. Таким, как она, место в Бедламе.

– Что с того, что она ошиблась? Любой может совершить ошибку.

У Полины вдруг возникло непреодолимое желание сделать что-то такое, чего от нее никто не ждет: дать волю своему гневу. Взгляд ее упал на пресловутый ларь. Сахар в нем безнадежно испорчен, верно? И она уже за него заплатила.