Пленная воля - [6]

Шрифт
Интервал

И явностью речей
Воздвигнув в сердце грани
Для смелости своей.
Коль в мудрости — отрада,
То стыд ей не к лицу,
И совести не надо,
Ни правды мудрецу;
Но в смене настроений
— Как стих сменяет стих —
Тот мудр, кто откровенней
Оправдывает их,
И чтит лишь, что желанно,
— То песни, то ножи —
К тому, что не обманно,
Идя дорогой лжи.

Любовь

Кто стучится в двери? Ты ли?
Ты, кого я страстно жду?
На устах слова застыли…
Сердце бьется… Я иду…
Двери настежь я раскину,
Растворю все тайники
И, согнув покорно спину,
До твоей склонюсь руки.
Ждал я долго. Стали речи
Чужды будничным словам,
И готовое для встречи
Сердце я тебе отдам.
Из него изгнал я ныне
Все враждебное мечте:
Заказал я вход гордыне
И тщеславной суете,
Ревность выгнал за ворота,
Ложь я выбросил в окно
И холодного расчета
Раздавил змею давно.
Храм любви — любви достоин…
Прислонясь к стене плечом,
Я на страже, точно воин,
Охраняю вход мечом…
Приходи, моя царица…
Двери настежь… Боже мой!
Кто с тобою? Кто теснится
Вкруг тебя и за тобой?
Я за меч хватаюсь снова…
Я дрожу… Ты не одна…
Светом робким дня былого
Освещается стена…
Слышу шепот, вижу тени
И с тревогой узнаю
Лики бледные сомнений,
Ревность прошлую мою.
Зависть, гордость… Злая стая
Вьется, ползает у ног…
Я борюсь, изнемогая,
Я тесню их за порог…
Дверь захлопнул… И за нею
Ты ко мне стучишься вновь…
Я открыть тебе не смею,
О любимая любовь…
Храм любви — любви достоин,
Но любви не будет в нем…
Вновь на страже я, как воин,
Охраняю вход мечом…

Встреча

Я на вас глядел украдкой,
Чем-то радостно смущен,
Точно тайною разгадкой
Тайны мрак был освещен.
Точно понял я, не зная,
Отчего любовь прошла,
Что давно мечта иная
В сердце нежно расцвела;
Что под снегом безучастья,
Иль в тревоге первых гроз,
Новый отпрыск жаждал счастья
На кусте увядших роз;
Что надеждою томимо,
Сердце ждет, как в первый раз.
И когда прошли вы мимо,
Может быть, любил я вас.

«Мы встретились рано…»

Мы встретились рано,
Едва лишь заря
Ночного тумана
Рассекла моря,
Едва лишь в сторожке
Фонарик потух,
В саду на дорожке
Распелся петух,
И в сладкой истоме
Опомнившись вдруг,
В хлеву на соломе
Проснулся пастух.
Я нес с собой ночи
Уют и тепло,
И сонные очи
Слепило и жгло;
И втайне послушный
Обманчивой мгле,
Твой взгляд равнодушный
Скользил по земле.
Ничто в миг досуга
Не сблизило нас;
Лишь души друг друга
Признали тотчас;
В коротком сближенье,
— Призыв и порыв, —
Слились на мгновенье,
Друг друга вместив…
Миг встречи был краток,
Но вечно живой
В душе отпечаток
Хранится другой,
Хранится годами,
И встречу с тобой
Забыл я очами,
Но помню душой.

Две правды

Две правды: ваша и моя;
Две мысли… Два хотенья…
Безбрежен мир. Скорбя, любя,
Мы жаждем совершенья.
Куда мой путь? Откуда ваш?
Вы веселы? Я стражду?
Иль весел я? Из разных чаш
Мы утоляем жажду.
И столько может быть дорог,
И столько есть стремлений…
Мечтать о встрече кто бы мог
В дерзанье сновидений?
И кто бы мог сказать во мгле,
Где каждого хоронят,
Что он не вовсе чужд земле,
А кем-то в мире понят?..
Не слить желаний, ни путей
Ни с правдою другую…
Но отказаться от своей?
Но полюбить чужую?

«Прошлой ночью буря выла…»

Прошлой ночью буря выла
И ломилася в окно.
Ты тихонько дверь открыла;
Ты ушла: и мне смешно.
Буря гордая врывалась
В дверь, раскрытую тобой.
Ты бежала, ты скрывалась
Малодушною рабой.
Точно я чужою волей
Покоренный, уступлю,
Иль постыдною неволей
Ту смирю, кого люблю.
Жалок мне обман блудливый,
Ужас бледного лица.
Ты и буря — обе лживы,
Обе лживы до конца.

Заключенный

Я замкнулся своевольно,
Руки стиснул, сжал уста…
Неспокойно… грустно… больно…
Больно… Только боль не та…
За стеной простор свободы,
Солнце в выси голубой…
Что мне в том? Земля и воды —
Все наполнено тобой.
Безграничен мир иль тесен —
Что мне в сладости речей,
Если отзвук моих песен
Не звучит в душе твоей?
Если там, где нет преграды,
Где простор и ширь степей,
От тебя я жду награды,
Жалкий раб любви своей?
Что мне солнце, степь и воды,
И речей живая нить?..
Я лишил себя свободы,
Чтоб свободу сохранить.

На могиле

Тускло и уныло
Все кругом цвело,
Мало счастья было,
Да и то прошло.
Солнце не светило,
Только жгло твой путь;
Там, где ты ходила,
Не на что взглянуть.
Скорбны, жалки, серы
Были все, как ты.
Не хватало веры
Для живой мечты;
Злобы не хватало
До конца презреть.
Боже! как устала
Ты о всех жалеть.
Как улыбку счастья
Жаждала от них
Вместо слов участья,
Вместо слез чужих…
Шепот слов унылый,
Ропот тихих слез
Ветер до могилы,
Может быть, донес;
И над нею ветлы
Скорбно шелестят…
Но я понял: светлый
Нужен ей наряд;
Нужен ландыш гибкий,
На заре — туман,
И моей улыбки
Горестный обман.

«Мои слова звучат, как заклинанья…»

Мои слова звучат, как заклинанья,
И мне страшна таинственная речь;
В надеждах я слежу воспоминанья,
И негу помню я грядущих встреч.
Сегодня ты, вчера была другая;
Вчера она, а завтра будешь ты.
Любовь цветет, цветет не отцветая:
Но в жизни нет бессмертья для мечты.
В других меня любила ты, я верю.
В других тебя я снова полюблю;
И каждый день на Тайную Вечерю
Приводим мы, скорбя, любовь свою.

«День догорает. Сбегаются тени…»

День догорает. Сбегаются тени;
Сумрак унылый сгустился в душе,
С жалобой тихою ветер осенний
Грусть, точно листья, разнес по земле.
В комнате тихо, темно и тоскливо;
Свечи мерцают с тревогой глухой;
Замерли речи. Мы ждем молчаливо…

Рекомендуем почитать
Милосердная дорога

Вильгельм Александрович Зоргенфрей (1882–1938) долгие годы был известен любителям поэзии как блистательный переводчик Гейне, а главное — как один из четырех «действительных друзей» Александра Блока.Лишь спустя 50 лет после расстрела по сфабрикованному «ленинградскому писательскому делу» начали возвращаться к читателю лучшие лирические стихи поэта.В настоящее издание вошли: единственный прижизненный сборник В. Зоргенфрея «Страстная Суббота» (Пб., 1922), мемуарная проза из журнала «Записки мечтателей» за 1922 год, посвященная памяти А.


Темный круг

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — талантливый поэт-самоучка, лучшие свои произведения создавший на рубеже 10-20-х гг. прошлого века. Ему так и не удалось напечатать книгу стихов, хотя они публиковались во многих популярных журналах того времени: «Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива», «Огонек», «Живописное обозрение», «Новый Сатирикон»…После революции Ф. Чернов изредка печатался в советской периодике, работал внештатным литконсультантом. Умер в психиатрической больнице.Настоящий сборник — первое серьезное знакомство современного читателя с философской и пейзажной лирикой поэта.


Мертвое «да»

Очередная книга серии «Серебряный пепел» впервые в таком объеме знакомит читателя с литературным наследием Анатолия Сергеевича Штейгера (1907–1944), поэта младшего поколения первой волны эмиграции, яркого представителя «парижской ноты».В настоящее издание в полном составе входят три прижизненных поэтических сборника А. Штейгера, стихотворения из посмертной книги «2х2=4» (за исключением ранее опубликованных), а также печатавшиеся только в периодических изданиях. Дополнительно включены: проза поэта, рецензии на его сборники, воспоминания современников, переписка с З.


Чужая весна

Вере Сергеевне Булич (1898–1954), поэтессе первой волны эмиграции, пришлось прожить всю свою взрослую жизнь в Финляндии. Известность ей принес уже первый сборник «Маятник» (Гельсингфорс, 1934), за которым последовали еще три: «Пленный ветер» (Таллинн, 1938), «Бурелом» (Хельсинки, 1947) и «Ветви» (Париж, 1954).Все они полностью вошли в настоящее издание.Дополнительно републикуются переводы В. Булич, ее статьи из «Журнала Содружества», а также рецензии на сборники поэтессы.