Пленная воля - [7]

Знаешь ли ты, чего ждем мы с тобой?

С нашей весной мы простились когда-то,

Прожили лето свое как могли;

Может быть, оба мы жаждем возврата

Прежних желаний и старой любви?

Нового счастья уж нам не дождаться;

Страсти угасшей рассеявши прах,

Нам бы теперь не сойтись, а прощаться

С грустной улыбкой на бледных устах…

Ветер осенний вздыхает уныло,

С жалобой скорбной стучится в окно…

Хочется плакать… О том ли, что было?

Или о том, чему быть не дано?

«Слов забытых дальний ропот…»

Слов забытых дальний ропот;

Ветра плач в трубе.

Сердца стук. Тревожный шепот

Мыслей о тебе.

За стеною дождь, как полог

Спущенный, затих.

Каждый миг как вечность долог,

И как вечность тих.

Смолкло давнее признанье.

Ветер смолк в трубе.

Ночь безмолвна… Но молчанье

Тоже о тебе.

Будни

Сумрак обычный… Обычные свечи

Тускло горят на знакомом столе,

Вскользь говорятся обычные речи…

Мраморный гений белеет во мгле.

Изредка с треском огонь разгорится;

Чашки пустые слегка зазвенят;

Старых портретов неясные лица

Как-то загадочно-хмуро глядят.

«Новый роман… вы читали?» — В чем дело?

— Скорбная повесть несчастной любви.

— Ревность, обманы и ложь? надоело…

— Что ж, если жизнь такова? — Не живи…

Или живи по-иному… — Пустое:

Кто по-иному сумеет прожить?

— Можно пытаться… — И мучиться вдвое?

— Разум… — А разум научит любить?

— Лгать я не стал бы… — Любить без обмана

Только немногим, я верю, дано:

Я бы решилась на ложь… — Для романа?

— Поздно: роман мой написан давно…

…Сонные свечи мигают устало,

Нежных признаний давно уж не ждут…

Время обычной разлуки настало…

Завтра опять мы увидимся тут…

«Ветхая изгородь; сад полудикий…»

Ветхая изгородь; сад полудикий;

Грядки травою убогой покрытые;

Цепи безмолвной, как мгла повилики;

Годы ушедшие, думы забытые.

Стены кривые как будто устали;

Крыша дождями и ветром придавлена…

Разве не здесь мы когда-то мечтали?

Разве не здесь наша юность оставлена?

Были мы счастливы: много иль мало?

Счастья без устали мы дожидаемся…

Больно не то, что былого не стало,

Больно, что в нем даже мы не нуждаемся.

Из раздела «Противоречия»

Средние века

Молчалива, бледнолица,

Как цветок лесной чиста,

И смиренна, как черница,

Герцогиня дель Читта.

В церковь ходит в воскресенье,

Скромно голову склоня;

Шепчет бедным: о спасенье

Помолитесь за меня.

Полуотрок, полувоин,

Паж, любовь тая в груди,

Убежден, что недостоин

Даже шлейф ее нести.

Смертью ранней искупая

Страсть, как тяжкую вину,

Граф-сосед, грехи считая,

Удалился на войну.

Искушенье душу точит;

И в молитве, может быть,

Исповедник тщетно хочет

Мысли грешные забыть,

Шепчет страстно: «Боже, Боже!

Ведь любовь моя чиста!..»

— А жену на брачном ложе

Обнял герцог дель Читта.

XVIII век

Карты, женщины, и войны,

И победы тут и там;

Мадригалы непристойны,

Сладострастны речи дам.

Вьются кудри, блещут взоры,

И на красных каблуках

Позолоченные шпоры

Что-то шепчут впопыхах.

Пышно убраны салоны,

А тела обнажены;

Для любовников все жены,

Лишь для мужа нет жены.

Счастье жаждет перемены

Быстротечно, как вода;

И в изменах нет измены,

И былому нет следа…

А любовию безмерной

Осчастливлены на час,

Угасают в страсти верной

Аиссе и Леспинасс.

«Сжег Степан-пропойца хату…»

Сжег Степан-пропойца хату,

Отомстил, хмельной, врагу;

Уж давно твердил он брату:

Подожгу, да подожгу.

Все сгорело: скарб убогий,

Скот, на мужике кафтан;

И в дыму среди дороги

Ликовал хмельной Степан.

«Нет, сосед, ты мне не жалок!

Это дело неспроста:

Ты ссудил мне сотню палок,

Отплатил я, на-ко-ста.

Может, по миру, как нищий,

Ты с сумою побредешь?

Что ж? Моей отведать пищи

Не зайдешь ли, кум? Зайдешь…

Не поклонишься ли в ножки:

«Корку хлеба дай. Не тронь…»

— Писк в огне раздался кошки:

И Степан полез в огонь.

Статуя

Белый мрамор в темной нише

Бесприветен, недвижим;

Тишина вкруг камня тише,

Ночь светлеет перед ним.

Мглы покровы сбросив смело,

Обнажил он с торжеством

Красоту земного тела

В совершенстве неземном.

Кто-то смертными руками

Мрамор девственный согрел

И бессмертными чертами

В нем мечту запечатлел.

И томится образ вечный

В гнете мраморных оков

Для людей — нечеловечный,

Не небесный — для богов.

Из сборника «SPECULUMANIMAE» (С.-Петербург, 1911)

Нежность

В нас кровь одна. В одной утробе

Созрели тайно два зерна.

Мы не уснем в едином гробе,

Но в нас двоих душа одна.

Не слиться нам. Тела раздельны,

И я — не ты, и ты — не я,

Но нас роднит призыв бесцельный

И беспричинный бытия.

И бескорыстен, и бесплоден,

И неразрывен наш союз,

Нерасторжимостью свободен

И крепок властью тайных уз.

И чем мы дальше друг от друга

В заботах тягостного дня,

Тем совершенней облик круга,

С тобой связавшего меня,

Тем замыкается теснее

Безбрежной вечности кольцо,

И в нас двоих лишь нам виднее

Миров единое лицо…

Верна призванию земному

И власти тайны неземной,

Любя, отдашься ты другому

И будешь страстною женой.

Былые миги продолжая

Чудесной жертвой матерей,

Навек родная и чужая,

Родив, полюбишь ты детей.

И в час тревоги иль досуга,

Покорна благостной судьбе,

Среди толпы найдешь ты друга

С душою, близкою тебе.

Верна семье, верна чужому,

Узнаешь, что кому отдать…

Лишь для меня, но по-иному,

Ты будешь друг, жена и мать.

Лишь для меня, не тратя силы

И не меняясь в смене дней,

От колыбели до могилы

Сестрой останешься моей…

Не жаждем мы ни прав, ни дара,

И каждый светится в другом