Пленная воля - [4]

К папертям древним кривые ступени;

В ранах расселин желтеющий мох.

Трепетной просьбы иль жалобной пени

К лику святых возносящийся вздох.

Плач погребальный в журчанье фонтана;

Сонный полет умирающих мух…

И — надо всем — покрывало тумана,

Как кружевная косынка старух.

ИЗ СБОРНИКА «СВЕТЛЫЕ ПЕСНИ» (С.-Петербург, 1905)

Моей невесте А.А. Рафалович

«Мы песни светлые любили…»

Мы песни светлые любили:

И я, и та, которой нет,

И над могилой из могилы

Еще звучит ее привет.

Еще я слышу голос милый,

И близкий мне от ранних лет,

И — дар последний, дар унылый, —

Ее любви храню завет.

Не раз, приникнув к изголовью,

Она шептала мне с любовью

О вечном таинстве сердец.

Тебе, о жизнь, верны мы оба:

Она — в гробу, а я — у гроба,

Любви задумчивый певец.

Из поэмы «Душа и мир»

Правда

Неподвижна, неизменна

И познанию чужда,

Правда выросла из тлена,

Но забыли все: когда?

Люди в светлой колыбели

Первый лепет стерегли,

Но понять его не смели

И привыкнуть не могли;

И в сознании разлада

Уходили от нее:

Вкруг детей иного склада

Так расходится семья.

К мерке будничной печали

Пригоняя вечность вновь,

Правде чуждой навязали

Справедливость и любовь.

Слов поношенным нарядом

Облекали смело ту,

Чью окинуть смелым взглядом

Не решались наготу.

Люди правы: в безучастье

Безучастной правды свет;

Если в жизни нужно счастье,

Правда там, где правды нет.

«Бездонная мгла под окном…»

Бездонная мгла под окном,

Безбрежная ночь и пустыня.

Впусти меня ныне в свой дом:

Я — буря, я — ночь, я — святыня.

Я знаю, что тесно в избе,

Что многое жаждет приюта,

И тех, кто стучится к тебе,

Встречает и злобно и люто.

Я знаю, что дом твой тюрьма

И сам ты, как узник, в неволе:

Но в поле свободном — зима,

Но мгла одиночества в поле.

Не счесть в нем путей и дорог,

Дорог бесконечных до века…

Что вечность без смерти? что Бог

В том мире, где нет человека?

И пусть твой огонь догорит,

Пусть нет ему в вечность прозренья,

Меня за стеклом он дарит

Могучим лучом утвержденья.

Бог

Внимай: был мир людей,

Был мир иных существ,

Обманчивых идей,

Изменчивых веществ;

Сменялись ночь и день

Рядами похорон.

Был каждый миг — ступень

На лестнице времен.

Там облекали прах

Обманами одежд,

И ложь росла в сердцах

Со лживостью надежд.

И я, — склонясь как раб,

Воздвигнув Бога сам,

Шептал: «О Царь! я слаб!

Будь милостив к рабам…»

Внимай: там смерть была

И смерть вела к тому,

Что вера создала,

Враждебная уму…

Я принял смерть во сне.

Я шел и Бога звал.

Вдали, навстречу мне,

Склоненный раб шагал;

Во взоре неживом

Была мечта моя…

И был мой Бог — рабом,

И этот раб — был я.

«Небо безбрежно, как степь, вкруг меня…»

Небо безбрежно, как степь, вкруг меня.

Мрак и молчанье. Ни звезд, ни огня.

Путь мой проходит сквозь мглу и сквозь тишь.

Взором невидным за мной Ты следишь;

Думою чуткой я мыслю Тебя.

В небе один Ты, как во поле я.

Встреча была нам давно суждена.

Мир притаился; пришла тишина;

Стало пустынно. Лишь небо… Лишь степь…

Тихо спускается длинная цепь…

Смело хватаю руками звено…

Небо приблизить к земле мне дано,

Землю поднять к небесам Ты бы мог.

Где дерзновение? Кто из нас Бог?

Землю возвысив иль небо склонив,

Грани сомкнув и предельности слив,

В мире едином мы будем вдвоем;

Будем мы вечно двойным бытием,

Гранью один для другого. Вовек

Бога в себе не вместит человек,

Бог человека в себе не сольет…

Пусть незаметною встреча пройдет,

Пусть разойдутся пути, как сошлись,

Дальше, все дальше, мой вдаль, а Твой ввысь;

Пусть между нами шумливой толпой

Люди предельность воздвигнут собой,

Бездну раскроют живого в живом,

Робко поделят весь мир с божеством,

Вечную тайну отринут за грань…

Будешь сбирать Ты покорности дань,

Будешь дарить иль карать, как рабов,

Тех, кто признать Тебя слепо готов…

Так ли Ты мыслил творенье свое?

Так ли я мыслил в Тебе бытие?

Храм мысли

Речь тесал я точно камень,

Громоздил над мигом миг,

Жизни прошлой тусклый пламень

Сохранил, — и храм воздвиг.

Он к светилам негасимым

От земли воспрянул в высь,

И над куполом незримым

Звезды новые зажглись.

Свет их людям был неведом,

Для земли — недостижим;

Но к неведомым победам,

Знал я, мысль пойдет за ним;

И утонет незаметно

В неразгаданной дали,

Бесприветно, безответно

За преддверием земли.

И молился я с отрадой,

Чтоб она, в мой храм стучась,

Негасимою лампадой

В храме вечности зажглась.

Слепая Анна

Я видела отличной от других Себя…

Потом я видеть перестала.

Безбрежность мглы, как бездна без начала,

Объяла всех, и близких и чужих.

Забыла я отличье черт моих

И облик тех, чей внешний облик знала.

Но чем тела я больше забывала,

Тем явственней душа сменяла их.

И было все понятно и чудесно.

Душа с душою связана так тесно,

Как со стихом связуем рифмой стих.

Душа — одна; различен облик тела.

Ослепнув, я невидимо прозрела,

Прозрев, — в себе увидела других.

«Не в подвижничестве строгом…»

Не в подвижничестве строгом

Правды благостной зерно,

И я верю, что не Богом

Нам смиренье внушено.

Безрассудно отреченье,

Плоть Божественна, как дух,

Мысль тревожная — как зренье,

Вера тихая — как слух.

Нет в творении разлада,

Нет греховной красоты,

И во всем, что жизни радо,

Луч Божественной мечты;

И, быть может, Царь вселенной

Будет к тем неумолим,

Кто отверг душой смиренной

Жизнь, дарованную Им.

Из раздела «Светлые песни»

Рабыня

Ты просишь свободы, рабыня?

Ты шутишь, Лигея. Ты зла…