Пленная воля - [12]

Безрасчетно-благороден

Был привет мой и поклон.

И пока я в город тесный

Не проник, могуч, как ты,

На земле простор небесный

Окрылял мои мечты.

Но кругом смыкались стены,

Воздвигалися как щит,

Точно страшный лик измены,

Где толпа толпе грозит.

И подхвачен вихрем шумным,

Волей чуждою влеком,

Я от страха стал разумным

И в разумности — рабом.

И, поняв в безволье плена,

Что друг другу все нужны,

Что послужат для обмена

Силы, мысли, речи, сны, —

Мощью тайных унижений,

Униженьем гордых сил,

Для безропотных служений

Я себя преобразил.

И — одним угоден шуткой,

И слезами мил другим,

Ныне стал я проституткой

И за то толпой храним.

Каждый день за хлеб и воду

Иль за терпкое вино

Я кую, забыв свободу,

Рабства новое звено;

И запретов не нарушу,

Но, ценя свой теплый кров,

Каждый день живую душу

За него отдать готов;

И за благо общежитья,

И за ласку чуждых глаз

Превращу я все событья

В занимательный рассказ;

И на то, чем сердце жило,

— Преступив шутя межу —

Я румяна и белила

Пошлых сказок наложу;

И, осилив трепет жуткий,

Заявлю перед Судом,

Что все люди — проститутки

И весь мир — публичный дом.

Камень

Все, что сердце испытало,

Чем горело, что сожгло,

В нем золой и пеплом стало,

Мертвым грузом залегло;

И безжизненная сила,

Точно в каменных тисках,

Равнодушно задушила

Жизни трепетный размах.

Все угасло, все остыло,

Затвердело, как гранит,

И в груди, где сердце было,

Глыба каменная спит,

И пучине молниеносной,

В мир стремящей божество,

Грань воздвигла мощью косной

Безразличья своего.

И напрасно б жизнь дала мне

Вновь и скорбь, и гнев, и страсть:

Не взойдет на мертвом камне,

Что в сердца должно упасть.

Пес

Пес мой славный, пес мой верный,

Я в глаза твои смотрю,

Слышу сердца трепет мерный

И как с равным говорю.

Ты мне мил и ты мне жалок,

Ты, пред кем все дни равны,

Друг, познавший крепость палок

И не знающий вины.

И за то, что ты безволен,

Власти нашей не ценя,

И со мною всем доволен,

И несчастен без меня,

Мнится мне, что я обязан

Охранить твой чуткий сон,

Что твоей любовью связан,

В бездну душ я увлечен,

Что, склонясь к пучине древней,

Где двоится каждый лик,

Дух мой спящею царевной

К ложу зыбкому приник…

Гаснет светлое сознанье,

Меркнут яркие мечты,

Человеческое знанье,

Божье «я», земное «ты»,

И меж мною и тобою

Вдруг не стало ничего,

Точно благостной судьбою

Слиты тварь и божество;

И отныне, друг мой верный,

Мне даны твои глаза,

Знаю сердцем трепет мерный

Верноподданного пса;

Знаю всю твою науку,

К жестам псиным я привык:

Чтоб лизнуть чужую руку,

Жадно высунул язык;

И когда от ласки млею

Иль смиряюсь пред хлыстом,

Уж помахивать умею

Отрастающим хвостом.

Бог

Создан волею чужою

Неизвестного творца,

Я не вижу пред собою

Ни начала, ни конца;

Не могу осилить гнета

Мне неведомых затей,

И живу, не зная счета

Сочетаньям быстрых дней.

Но объемлю острым взором,

Прозорливою душой

Все, что мчится в беге скором

Мне навстречу иль со мной.

И за видимостью краткой

Угасающих картин

К безднам вечною загадкой

Увлекаюсь я один.

И один пред вечной тайной

Совершений мировых,

В мире прихотью случайной

Мыслю мертвых и живых;

Мыслю все, как я желаю,

И — неведомый творец —

Прихотливо сочетаю

И начало и конец;

Все связую, что бессвязно,

Без усилья цепи рву,

Труд дарю улыбкой праздной,

Грезу подвигом зову;

И, чужие спутав нити,

Я ловлю, как чародей,

В сеть придуманных событий

Мною созданных людей.

Женщина

Ослабела как на луке

Мощной воли тетива,

И бессильно виснут руки,

Меркнут яркие слова,

И того, что ныне стало

Милым сердцу иль уму,

Мне в покорности усталой

Не добыть уж самому.

Я в углу сложил доспехи

— Панцырь, щит и ржавый меч, —

И стою, считая вехи

По пути возможных встреч.

И проникнут мягкой грустью,

Грустной жалостью к себе,

Как река теку я к устью,

Покоряяся судьбе.

И в бессилии отрадном

Я мечтаю на заре

О владыке беспощадном,

О царе-богатыре,

Кто придет, блестя очами,

И решителен и смел,

С крепким луком за плечами

И с колчаном острых стрел,

И добыть меня захочет,

— Что захочет, то свершит, —

Лук натянет, меч отточит,

И небрежно вскинет щит,

Всех повергнет, всех рассеет,

И в борьбе ценя борьбу,

Изнасиловать сумеет

Покоренную рабу.

И мечтать мне так отрадно

О чужой и злой любви,

Об очах горящих жадно,

Об огне в чужой крови,

И так сладко покориться

И победы не желать,

Не чужой любви добиться,

Но чужой добычей стать.

Цветок

В недрах влажных, где творится

Поколений длинный ряд,

Где сливаются все лица

И безличен их обряд,

Жизни прошлой, жизни пышной

Семя новое гниет

И незримо и неслышно

Мглу пронзит и расцветет,

И чем ярче пламя было,

На котором мир сгорел,

И чем больше бездна скрыла

Мертвых чувств и мертвых дел,

И чем времена ненастней

И бурливее струя, —

Тем нежнее, тем прекрасней,

Тем роскошней буду я.

Посреди цветов случайных

Неслучайно я взойду,

Воплотив два дара тайных:

Аромат и красоту;

Все усилья презирая

Утонченною душой,

Я склоню, благоухая,

Перед бурей венчик свой;

И надменно безоружен

В блеске дня, во тьме ночей,

Буду я земле ненужен, —

Чем ненужней — тем милей.

«Лунным светом осияна…»

Лунным светом осиянна,

Целомудренно-тиха,

Ночь, стыдливая Сусанна,

Тайно жаждет жениха.

И земля на брачном ложе

Разметавшись в полусне,

С лаской девственно-пригожей

Улыбается луне.

Всюду ложь мечты обманной

И желанье верить лжи…

Вот мелькнут в дали туманной

И царица и пажи…

Я служу ей, рыцарь верный,