Плененная горцем - [55]

— Я была бы вам чрезвычайно признательна, мистер Маклин. Я давно мечтала о встрече с графом, и мой отец очень хорошо о нем отзывался. Возможно, я могла бы предстать перед ним в более презентабельном виде.

Лэйн мягко улыбнулся.

— Я вас понимаю. Позвольте мне проводить вас в покои для гостей.

Амелия была готова плакать от радости. После сытного завтрака, который ей подали прямо в комнату, ее проводили в купальню, где она неспешно разделась и погрузилась в медную ванну, наполненную теплой водой. Стены комнаты были обтянуты зеленым Дамаском, а на полу лежал камышовый коврик. Вокруг ванны колыхались белые льняные занавески полога, в камине полыхал жаркий огонь.

Рядом с ванной стояла служанка миссис Маклин, которой было поручено помочь Амелии выкупаться и одеться. Она намылила волосы девушки мылом, ароматизированным душистыми травами, помассировала ей кожу, а затем начисто прополоскала голову под ласковой струей воды из сверкающего медного кувшина. Она потерла ее тело мягкой тканью и вымыла ей спину. Покончив с купанием, служанка одела Амелию в платье из роскошной шелковой парчи, расшитой цветами, которое пожаловала Амелии миссис Маклин.

Низкий вырез синего платья с розовой отделкой был оторочен кружевами. Рукава плотно облегали руки и заканчивались ниже локтя длинными манжетами. Платье было снабжено костяным корсетом, также обтянутым шелковой парчой. Туфли из синего дамаска были украшены сверкающими пряжками. Они были немного велики Амелии, но две пары чулок помогли исправить ситуацию. Амелии казалось, что все это ей снится.

Служанка уложила ее волосы в замысловатое башнеподобное сооружение и принялась щедро посыпать прическу пудрой, остановившись только тогда, когда Амелия начала моргать воспаленными глазами, чихать и протестующе вытянула перед собой руку, пытаясь остановить ее.

Амелии было непривычно находиться в замкнутом и роскошном пространстве после той недели, которую она провела одетая лишь в грубую шерстяную и просторную льняную одежду. Но когда девушка подошла к зеркалу и увидела собственное отражение, сверкающее шелком и атласом, она расплакалась. Но и эти слезы были странными. Ее одолевали путаные и противоречивые чувства.

Девушке отчаянно хотелось снова увидеться с дядей, и она задавалась вопросом, скоро ли наступит тот благословенный момент, когда это произойдет и все сразу изменится, а она снова станет прежней.

Вскоре в ее дверь постучал облаченный в ливрею лакей и произнес:

— Его светлость желает вас видеть.

Она вышла вслед за этим молодым шотландцем в широкий коридор, который привел их к главной лестнице, спустившись по которой они направились в заднюю часть замка. Затем они прошли по коридору-мосту с арочными окнами, выходящими на озеро. Этот коридор соединял главное здание с донжоном[7] — отдельно стоящей башней, со всех сторон окруженной водой.

Амелия пыталась представить себе, о чем будет спрашивать ее граф. Как много он пожелает узнать о ее похитителе? Станет ли он интересоваться подробностями похищения, оружием, которое носит при себе Дункан? Что, если он спросит, как зовут Мясника и всех сопровождающих его мятежников?

Станет ли граф принуждать ее дать ему подробный отчет о том, где они с Дунканом останавливались на ночь и с кем встречались по пути в замок? Если она предоставит ему эту информацию, вышлет ли граф свою армию в лес на розыски Дункана, с тем чтобы схватить его и бросить в Толбут?

Все ее внутренности сводило нестерпимой болью. Она не хотела способствовать его поимке. Ей хотелось знать, где он сейчас находится. Он должен был догадаться, что она придет в замок. Что, если он стоит под крепостной стеной, наблюдая за тем, как она проходит мимо вот этих самых окон? Или он бежал прочь из этих мест, зная, что стоит ей оказаться в Монкриффе, как она расскажет все, ей известное, и за ним отрядят погоню?

Она надеялась, что горец сознает всю серьезность и опасность своего положения и поэтому уже скачет в противоположном направлении. Так было бы лучше для них обоих. Она также надеялась, что Монкрифф окажется таким же честным и справедливым, каким считал его ее отец, и примет к сведению благородное поведение Дункана. В конце концов, ее девственность осталась при ней. Дункан мог ее обесчестить, но он этого не сделал, за что она будет благодарна ему до конца своих дней.

Амелия и лакей прошли через узкий банкетный зал и подошли к арочной двери с петлями и замками из кованого железа. Лакей постучал, затем распахнул дверь и отступил в сторону. Девушка вошла в галерею с полированными дубовыми полами, стенами из серого камня и огромным камином, украшенным геральдической символикой. Она вошла в комнату, и дверь за ней тут же затворилась.

Граф в изящной позе стоял у окна, сцепив за спиной руки. Он, казалось, разглядывал озеро и раскинувшийся за ним парк. Он был облачен в роскошный длинный синий камзол из французского шелка, расшитого серебром. Из-под узких манжет виднелись рукава рубашки, густо украшенные кружевами. Его бедра плотно облегали бриджи серого цвета, заправленные в высокие, до самых колен, до блеска начищенные черные сапоги для верховой езды. В отличие от брата, он не носил парика. Его густо припудренные волосы были заплетены в спиралевидную косу, обвитую черной лентой. Амелия отметила сверкающие черные ножны с декоративной саблей у него на поясе.