Возле самого забора уютно устроилась построенная отцом Борьки Стеклова голубятня — её светло-синяя, обитая крашеным железом коробка стояла на аккуратном дощатом кубе. В этом полуигрушечном домике мальчишки провели немало интересных часов, фантазируя о путешествиях в дальние страны. Борька с отцом ездил аж в Югославию, и потом долго рассказывал о Белграде и пляжах Дубровника. А вот Димке не повезло, — дальше обычного для всех юга он не бывал. Ну, ещё в Ленинград летал, к бабушке, — но разве ж это приключение? Отец обещал свозить его на Алтай и на Камчатку, — но следующим летом, а это же значит — через целую вечность…
Димка вздохнул. Впервые этот, знакомый до последней травинки двор показался ему каким-то… игрушечным. Наверное, он и в самом деле вырос…
При этой мысли мальчишка усмехнулся и вновь передернул плечами, поправляя рюкзак. Всего два года назад такой же рюкзак казался ему неподъемным, — Димка помнил, как ворочал его, сопя от натуги. А теперь он не кажется ему таким уж тяжелым. Всё-таки, плавание — великая вещь. Медалей он так и не завоевал ни одной, но снять футболку ему теперь не стыдно, не то, что Витьке Парамонову, — тот худобой и бледностью кожи походил на глиста, а от физры бежал, как черт от ладана…
Ещё один поворот, пустынная улица — и Димка вступил в негромко шумящий школьный сквер. Окна серой кирпичной четырехэтажки мягко розовели. Мальчишка сразу нашел на третьем этаже окна родного 7 «Г» класса, и снова вздохнул, — этой осенью он пойдет уже в восьмой класс, и станет невероятно взрослым. Это, конечно, не так страшно, как идти в девятый, — там вообще уже одни старики, — но всё же…
Дошагав до поворота, мальчишка на миг замер. Здесь, во дворе между его родной четвертой и соседней, седьмой школой всегда тихо — но, если прислушаться, в воздухе висит некий глухой, отдаленный гул, словно исходящий откуда-то из бесконечного пространства, — это по Транссибирской дороге шли поезда. Димке тоже хотелось поехать туда, на восток, — там новые города, там Владивосток и Тихий океан. Он мечтал стать моряком — как отец, служивший срочную на крейсере «Кутузов», или как дядя Миша, до сих пор служащий офицером на самой настоящей атомной подводной лодке. Вот это — настоящая служба, а не то, что в пехоте, с автоматом по грязи бегать!.. Ещё, правда, хотелось стать летчиком, но Димка сам понимал, что его мечта призрачна, — отец и мать говорили, что в летчики берут только круглых отличников, а с этим у него… Нет, он не какой-нибудь троечник, конечно, но четверки в его дневнике появлялись всё же чаще пятерок, и за это ему иногда доставалось — на словах, но тоже обидно. С другой стороны — ну нельзя же киснуть над уроками, когда друзья бегут кататься на лыжах или просто с горки на санках! А особенно тяжело было в мае, когда за окном уже шелестит листва, и душа просит пляжа и вольных прогулок. Тем не менее, Димка, как настоящий мужчина, успешно сдал все контрольные, и сейчас наслаждался заслуженной свободой…
Быстро обогнув школу, он вышел к главному входу, — и сердце на миг замерло. Там уже стоял желтый городской автобус, — и возле него несколько его товарищей.
Димка испуганно взглянул на часы — что, неужели всё же опоздал? — и с облегчением перевел дух. Всего-то четыре сорок, — а отъезд у них ровно в пять, чтобы по утреннему холодку пройти хотя бы самое начало маршрута. Похоже, не ему одному не сиделось на месте…
Торопливо поправив рюкзак, он побежал к ребятам.
— Светлов! Явился, наконец-то! — с ходу заявила Аглая Марецкая, вожатая их пионерского отряда — рослая, крепкого сложения девчонка, одетая, как и все они, в футболку и штаны от спортивного костюма. На ногах у Аглаи были китайские[1] кеды тридцать восьмого размера, а на груди пламенел пионерский галстук. На взгляд Димки, сочетание забавное, но свои мысли он оставил при себе. Характер у Аглаи был, как у танка, и дураков перечить ей давно не находилось. Именно она «пробила» этот поход, когда Игорь Васильевич, руководитель кружка, вдруг срочно уехал по каким-то семейным делам, за что мальчишка почти готов был её расцеловать. Она да Сергей — душа и сердце их туристского клуба.
Рядом с Аглаей стояла Танька Ковалева, её лучшая подруга, и Андрей Гаюнов, её, так сказать, друг. Димка не знал, восхищаться ли его смелостью или считать его просто дураком. Он-то уважал Аглаю — но дружить с ней не стал бы ни за какие коврижки. Это же всё равно, что дружить с тигром, — не знаешь, то ли он тебя оближет, то ли съест. Взрывалась Аглая не хуже водородной бомбы, и все, кто попадал ей под горячую руку, икали потом очень долго. Сам Димка до сих пор с содроганием вспоминал последний Новый Год, — он всего-то уронил один шар для школьной елки, а Аглая разоралась так, словно он звезду для верхушки разбил. Даже из пионеров угрожала выгнать, хотя и прав-то таких не имела!..
Скандал, к счастью, оказался короткий, — Аглая как быстро взрывалась, так и быстро отходила, но новогоднее настроение она ему испортила. Ненадолго, конечно, — но всё равно обидно, хотя и шар жалко, его тоже люди делали…
Чуть в стороне, на составленных в рядок рюкзаках, сидели закадычные дружки — Борька Стеклов и Юрка Головин, и как всегда, о чем-то бодро трепались. Они прервались лишь на секунду, взглянув на мальчишку.
