Племенные войны - [6]

Некогда этот пацан сдал его охранке прямо на этом самом вокзале. Ну-ну, теперь посмотрим, кто кого переубедит! Он встал со своего места, оправил на кожаной комиссарской куртке портупею и кивком головы подозвал к себе двух младших оперативных товарищей из ЧК, сопровождающих его в поездке.

— В Хельсинки надо бы одного человечка нашим ребятам определить, — сказал он. — А пока аккуратно так посмотрите, чтобы не сбежал.

— Слушаемся, товарищ Василий, — охотно ответили оперативники. Точнее, ответил один, другой просто кивнул головой — не получалось у него говорить по-русски, хоть тресни.

Может быть, если бы эта была дорога в Выборг, Тойво никакого ненавязчивого внимания к своей персоне и не ощутил: тогда он жил предстоящей встречей с Лоттой. Теперь же, возвращаясь к будничной суете, все его чувства, отлаженные школой шюцкора, вернулись в работу в штатном режиме. Уши — слушали, глаза — видели, нос — осязал, волосы впитывали информативность космоса, хотя и не выглядели, как космы.

Именно волосами человек ощущает чужое внимание, сконцентрированное во взгляде. Это на лысых: смотри, хоть засмотрись — им как о стенку горох.

В Хамине Тойво ощутил еле заметное самому беспокойство. В Котке это чувство усилилось. В Ловисе все разрешилось. Антикайнен привык доверять своим чувствам, пусть даже не подкрепленным какими-то физическими воздействиями извне.

Так бывает: идешь в лесу, бредешь, вдруг — бац, и остановился. Нужно прислушаться и присмотреться. Вроде бы вокруг все тихо, ни сучок не треснет, ни чужое дыхание не донесется до слуха — ничего! Все нормально, да не все нормально. Что-то не так. Что? Да поди ж ты разберись! Прыгнул внезапно в сторону, и тотчас же поблизости кто-то шумно ломанулся прочь.

Медведь средних размеров с непонятной целью шел рядом. То ли любопытничал, то ли примеривался: напасть — не напасть.

Тойво, стараясь глядеть в отражения стекол в вагоне, выяснил человека, ненавязчиво контролирующего все его телодвижения. Короткий тулупчик, широкие плечи, если судить по длине рук, то высокий рост, весь белесый какой-то, нос картошкой. Латыш! А может, и не латыш.

Вообще-то, латыши сами по себе в поездах не ездят. Латышские стрелки, те, что купились вершить в России «революционное правосудие» за булку белого хлеба в неделю, представляют, как правило, карательный орган. Значит, его пасет ЧК. Только почему?

Никаких персональных дел с лидерами октябрьского переворота у Антикайнена не было. Разве что, Глеб Бокий, радетель сговора с потусторонними силами себе во благо, напрягал его своей дьявольской сделкой. Неужели это его люди?

Или это просто бандит: что полицаи, что бандиты — суть одна, взгляды на людей одни, методы тоже одни, да и цели, в общем-то, одинаковые. Деньгами хочет разжиться? Так о том, что они есть, знает только Пааво Нурми. Конечно, и от него информация может уйти, да вот только в таком случае и работать нужно с ним: лишь сам спортсмен знает, где упрятаны мешки. Пока они не встретились.

Левый бандит? Левый чекист? Тойво не верил в избирательность случая. Тут должна быть какая-то обязательность.

Латыш его пас, или не латыш — по большому счету неважно. Важно то, что он не один. Они всегда бывают попарно: полицаи или бандиты. Но на кой черт им сдался никак не вовлеченный в политическую или иную борьбу простой финский парень? Если бы слежка была поставлена раньше, Тойво бы ее вычислил. Но сегодня, когда он просто возвращается домой от девушки!

Да не следят за ним — по нему работают! Слежка — сбор данных, работа — поиск удобного для акции момента. Или прибить желают, или схватить и утащить с целью какого-нибудь мифического допроса. Самый примитивный вариант — устранение — он решительно отмел: было очень много мест, лучших, нежели поезд. Пускай, вагон последний, но сложностей это не умаляло. Он ограничен в передвижении, но и они тоже ограничены.

Черт, не было бы недавних травм, кое-как пошедших на поправку, спрыгнул бы по ходу движения — только его и видели! Так нельзя, потому что риск покалечиться, если не убиться нахрен, большой. Стоп, а почему именно ему нужно сходить?

Тойво, ни на кого не глядя, поднялся со своего места, и неторопливо пошел в тамбур. Боковым зрением он отметил, что следом за ним отправился еще один пассажир, молодой парень в добротной красноармейской шинели откуда-то с передних мест. «Латыш» остался на месте. Может, покурить, конечно, приспичило. Вскрытие покажет.

Антикайнен задумчиво посмотрел на выкатывающиеся из-под колес рельсы, открыл защелку на замке боковой двери и встал так, чтобы парень в шинели в тамбуре оказался бы подальше от двери, ведущей в вагон.

Тойво не раздумывал, что бы такое ему предпринять. Он знал, что нужно делать. Ни волнений, ни, тем более, колебаний не ощущалось. Поэтому, выждав для порядка пару-тройку минут, Антикайнен приблизился к парню, насколько это было возможно, и пристально посмотрел тому в глаза.

Тот, слегка удивившись, потом удивляться перестал. Его взбесило такое поведение, вот он и выдал на-гора то, что, порой, говорят в таких случаях:

— Ну, чего уставился?

Тойво по-русски все еще говорил плохо, а парень в шинели пользовал именно этот язык. Поэтому он промолчал, не пытаясь пойти на контакт, пусть и словесный. Вместо этого Антикайнен решился на телесный контакт, а именно: резко ткнул парня двумя напряженными пальцами левой руки в основание шеи, и когда тот закатил глаза, искривившимся ртом пытаясь вдохнуть воздух, ухватился все той же левой рукой за его глотку.