Плавни - [7]

Ей шел семнадцатый год. Стройная, со смуглой кожей и черными большими глазами, она выделялась среди всех своих подруг. Охорашиваясь перед зеркалом, Наталка надела на шею розовые бусы из мелкого коралла. Отодвинув от себя зеркало, сделала дурашливую гримасу, звонко засмеялась. «Неужто я лучше рыжей Мотьки? У нее косы червонного золота, глаза голубые, а у меня и волосы черные, и глаза черные. У Мотьки лицо полное и белое–белое, а у меня… равно у цыганки…» Она огорченно вздохнула и отвернулась от зеркала, прикусив ярко–красные, по–детски припухлые губы. Потом усмехнулась, вновь придвинула к себе зеркало и стала оправлять блузку. «Зато у Мотьки брови и ресницы белые, иона их мажет сажей. А у меня брови тонкие и черные, а ресницы длинные–длинные».

Все еще улыбаясь, Наталка встала, подошла к окну и распахнула его настежь. «Скоро солнце опустится за плавни, и тогда придет Тимка. Они не пойдут к мотькиным воротам, там сегодня собираются хлопцы и девчата с ихнего края, а сядут на скамеечке возле хаты и будут петь любимые песни. Семен уехал «а станцию, и им никто не помешает».

Наталка присела на лавку и стала смотреть во двор. Перед самым окошком в маленьком палисаднике цвел высокий розовый куст. За палисадником были видны часть двора и забор, вдоль которого высились тополи. На одном из них была устроена скворешня. Возле нее, сидя на ветке, пел скворец.

С улицы раздался тихий свист. Наталка вскочила и выбежала во двор. У калитки стоял Тимка и махал ей рукой.

— Пойдем, Наталка, уже все собрались, ждут нас. Идем!

У Наталки дрогнули губы.

— Я не пойду туда, Тимка. Давай посидим здесь. Брата нет, я одна. Посмотри, как тут хорошо, не то что у Мотьки.

— Я обещал прийти… — нерешительно проговорил Тимка.

— Кому обещал? Мотьке? Ну и иди к ней один, слышишь? Иди! Ну?.. Чего же ты стоишь? Ступай!

Наталка готова была заплакать. Голос ее дрожал обидой, глаза сверкали гневными огоньками.

— Хлопцам обещал, а не Мотьке.

— Вот и брешешь, — Мотьке!

— Ей–богу, хлопцам. Ну, а не хочешь — посидим у тебя на лавочке.

— Они молча прошли к скамейке, врытой у палисадника.

— А я сегодня твоего брата на улице встретил, — сказал Тимка и сейчас же пожалел. Наталка встрепенулась.

— Поздоровался?

— Стояли с ним, разговаривали.

— Брешешь ты!

— Чего «брешешь»? В свой отряд звал… Коня своего подарить обещался.

Наталка радостно взвизгнула и обхватила Тимку руками за шею.

— Тимка! Дрянь ты этакая, чего же ты молчал? Вот не ждала! Тимка, да понимаешь ли ты, что это значит?

Ведь тебя Сеня за бандита считал, а теперь ты наш, понимаешь, наш!

Но Тимка хмурился и старался не встретиться с ней взглядом. Не пойду я в его сотню…

— Как не пойдешь?!

— Да так…

У Наталки защемило сердце. Она внимательно посмотрела на Тимку. «Так, значит, правду стали поговаривать люди, что Тимкин батько жив и вместе с его братом — в банде». Наталка упрямо тряхнула головой. «Ну и пусть, но Тимку она им не отдаст. Тимка будет наш». И она снова прижалась к нему.

— Тимка, родной, любимый мой… Иди в отряд, ради меня. Вед ты мне говорил, что я для тебя дороже всего на свете.

Тимка молчал. Да и что он мог ответить? Ведь не рассказать же ей — дочери убитого партизана и сестре красного командира, — что он ждет скорого возвращения белых, что мечтает быть офицером, а не рядовым бойцом гарнизона, что брат и отец его — в отряде у полковника Дрофы… И впервые Тимка почувствовал, какая пропасть разделяет их. Нет у них ничего общего, кроме любви.

Тимке стало страшно. Боясь, что Наталка отгадает его мысли, он неуверенно проговорил:

— Кто же тогда дома работать будет?..

Наталка облегченно вздохнула. «Ах, вот оно что… А мне–то, дурочке, показалось…» Она насильно притянула к себе его голову' и, куснув его за губу, засмеялась.

— Глупый, а как же другие служат? Настанет пора убирать хлеб, они друг другу помогать будут, помогут и тебе.

«А что, если в самом деле пойти в отряд? Наши будут подходить, всегда успею сбежать от них», — подумал Тимка. Он исподлобья взглянул на Наталку и, видя, что она ждет от него ответа, решительно сказал:

— Ладно, завтра пойду в гарнизон.

В тот же миг Наталка осыпала его горячими поцелуями. Тимка был растроган, но вместе с тем ему было стыдно смотреть ей в глаза. Сняв папаху и подтянув голенища сапог, — так, как делал это Ванька Храп, — Тимка поднялся.

— Принеси мне, Наталка, бандуру, я сыграю тебе новую песню.

Наталка захлопала в ладоши и убежала в хату.

3

Первый запорожский полк конной казачьей бригады вошел в станицу рано утром. Вместе с ним, со штабом и с конвойной сотней, приехал комбриг. Пока квартирьеры разводили казаков по хатам, а штаб занимал выделенный для него дом местного лавочника, комбриг со своим адъютантом прошел в помещение начальника гарнизона.

Два человека настороженно смотрели друг на друга, как бы ощупывая один другого глазами. Некоторое время оба молчали. Начальник гарнизона заговорил первый.

— Честь имею видеть полковника Сухенко?

Комбриг улыбнулся краешком губ.

— Да, я командир конной бригады Сухенко.

В глазах начальника гарнизона вспыхнула и сейчас же погасла усмешка. Он тихо проговорил:

— Не стесняйтесь, господин полковник… Здесь никто не может подслушать нас… Разрешите представиться: