Плавание к югу от Магелланова пролива - [17]
Какие силы заставляют человека добровольно искать лишений и опасностей? Может быть, это древние, но глубоко укоренившиеся привычки народа, испытывавшего величайшую радость от приключения как самоцели, и теперь они дают себя знать наперекор самому искреннему, душевному стремлению к покою и ясному пониманию, к чему эти привычки могут привести? Может быть, дальновидная жизненная сила таким образом укрепляет себя вопреки расслабляющим обольщениям легкой жизни, или это бурное проявление подсознательной воли, знающей слабости данного индивидуума, или самоутверждение вопреки комплексу неполноценности? Может, отвага лишь маскирует трусость?
Чрезмерно любя общество людей и избегая одиночества, мы ищем его. Боясь своей собственной неполноценности, мы обречены всегда испытывать ее наедине с собой, потому что больше всего на свете мы хотим лениво валяться в постели, хотя в то же время у пас всегда достаточно энергии, чтобы встать еще до рассвета. Но от людей этого никто не требует, бог с ними, пусть наслаждаются счастьем, к которому стремятся их души.
Итак, охваченные энтузиазмом этой всеобъемлющей обманчивой радости, сопровождаемые искренними дружескими напутствиями, здравицами и благословениями, нагруженные подарками, мы отплываем. Шхуны, стоящие в гавани, поднимают в нашу честь флаги, пронзительно свистит сирена лесопильного завода. Мы отправляемся в путь. И вот порт Харрис уже только берег, с которого нам машут руками. Вот он уже воспоминание.
С траверза дул сильный восточный ветер, море волновалось, угрюмое небо было обложено низко нависшими тучами. По мере того как мы удалялись от берега, над нами все выше поднималась гора Три-Блаф — бурый огромный купол, возвышавшийся над бескрайней равниной лесов. Юг побережья казался еще более диким и гористым. Снеговые вершины упирались в свинцовое небо, их склоны покрывали темно-зеленые и пурпурные леса.
Пять часов мы плыли по бурному морю и наконец вошли в защищенные от ветра воды пролива Мескем. Надвинулись гористые берега, круто вздыбились над нами, и внезапно наступила такая тишина, словно в мире отзвучали все звуки и прекратилось всякое движение. Слышно было лишь серебристое журчание волн по бортам, легкий ветерок уносил нас вперед. А потом появились живые существа, чтобы приветствовать нас. Послышался быстрый мягкий всплеск воды, другой, третий, и нас окружили кувыркающиеся, словно щенята, дельфины. Они выскакивали из воды, шныряли взад и вперед перед носом нашего бота, плыли сбоку, ныряли под киль, показывали белое брюхо, сверкавшее изумрудом сквозь толщу чистой воды.
А мы, сопровождаемые столь пышным эскортом, все плыли и плыли себе не спеша туда, где на изломе сужавшегося пролива нас ждала тишайшая маленькая полукруглая бухта с чистым песком, окруженная лесом, совсем уединенная и спокойная. На последнем вздохе ветра мы вошли в бухту и стали на якорь.
Мы задержались здесь на несколько дней: не хотелось покидать места, где можно было провести всю жизнь. А кроме того, стояло полное безветрие. Поздно вечером начался дождь. Всю ночь и утро следующего дня дождь лил как из ведра, холодный, унылый, пришедший с севера, дождь, от которого мы совсем закоченели. Вот когда мы оценили по достоинству уютный сухой мирок нашей каюты.
А потом небо прояснилось. И так прекрасно было выглянувшее теплое солнышко, что ветер, словно очарованный красотой природы, утих. Мы погрузились в тузик и проплыли несколько миль. Вода была совершенно спокойной, горы отражались в ней во всем своем великолепии. На заходе солнца нам предстала чудесная страна скал, потоков и рощ, видневшихся на дальнем берегу, страна настолько прелестная, что нас охватило желание завладеть ею и сделать обитаемой. Мы думали о том, как на берегу вырастут усадьбы и от них можно будет переходить на маленькие островки по мостикам из грубо вытесанного камня, около домов расположатся пристани, возделанные поля, луга, сады — ведь мысленно так легко создать рай из отдаленной пустыни!
Вот каков был этот дальний берег. Но позади был точно такой же, и мы трезво могли судить об этой узкой прибрежной полоске. Она заросла густым, непроходимым лесом, вязкая, болотистая почва загромождена стволами поваленных деревьев, буйно поросла тернистым кустарником. Только при самой жестокой необходимости человек мог когда-либо рискнуть заявить свои права на эти джунгли. Все кажется привлекательным издалека. Именно эта вечно присущая человеку настойчивая детская вера в реальность иллюзии сделала его столь победоносно беспокойным существом.
Самые далекие вершины всегда кажутся самыми прекрасными, и если мы опять снялись с якоря и позволили легкому ветру надуть наш парус, то лишь потому, что уже виденное великолепие поддерживало веру в невообразимые красоты, которые нам еще предстояло узреть.
В утро отплытия над проливом дул легчайший ветерок. Он увлекал судно вперед. Выглянуло ненадолго солнце, потом на светло-голубой простор неба высыпало столько маленьких кудрявых облачков, похожих на овец, пасущихся на девственном пастбище, что наконец их стада словно затянули небесный свод пушистым занавесом и спрятали солнце. Стало пасмурно, и на мир опустилась беззвучная тишина.
