Планзейгер. Хроника Знаменска - [12]

У Черемушкина закружилась голова, он вцепился в рукав Мортимера.

— А вот это будем изживать, — сказал тот. — С этим будем нещадно бороться.

— С чем, с этим? — спросил Черемушкин, которому на полутораметровом пятачке было крайне неуютно.

— С эмоциями, — ответил Мортимер. — Эмоции, мой друг, бич человека.

— Без эмоций человек — не человек, — проворчал Черемушкин. — Куда мы, вообще-то, едем?

— К Стеклянному морю, — сказал Мортимер. — Ты, главное, помалкивай. Не встревай, если начнешь понимать, а ты начнешь, время подошло.

Черемушкин пожал плечами, чуть не потерял равновесие и еще крепче ухватился за рукав Мортимера. Тот много тверже стоял на ногах.

Через минуту Мортимер сказал:

— Ну, вот мы и приехали…

Никакого Стеклянного моря Черемушкин не увидел, а увидел он низкий, на уровне воды, причал и далее прозрачный эскалатор, уходящий вверх к белоснежному пятиэтажному дворцу. Подсвеченный невидимыми прожекторами, дворец этот смотрелся весьма нереально на фоне черного бархатного неба. Это была совсем другая страна, совсем другой город, здесь не было кривых домов, как на улице Зомбера, не было беззубых нищих, шляющихся стадом дурных орущих толп, не было тряпья под покосившимся забором, кошачьей вони, здесь было стерильно и фантастически красиво. А всего-то и надо было перевалить через невидимый рубеж, поменять систему координат, где стена становилась полом, свалиться в пропасть, которая, собственно, пропастью не была.

Белоснежный дворец оказался космопортом, заключительной частью межпланетного Портала, основную же его часть составляли межзвездные врата — сооружение скорее абстрактное, чем вещественное, и, главное, Стеклянное море. Вот это, последнее, представляло собой огромный сплошной кругообразный кристалл, служащий посадочным полем для всех транспортных средств, а также транспортных существ, к примеру транспортных серафимов.

Об этом рокочущим своим басом, наклонившись к уху Черемушкина, сообщил Мортимер. Тот же, пораженный, стоял на смотровой площадке и безотрывно смотрел на это отливающее зеленым, бездонное, простирающееся до горизонта, застывшее, отполированное до зеркального блеска море, которое странным образом притягивало и никак не хотело отпустить. «Это ещё и гигантский трансформатор, — объяснил Мортимер. — Изменяет токи пространства и адаптирует входящие потоки физической энергии».

— А это не вредно? — машинально спросил Черемушкин.

— Так, миленький, тогда всё вредно, — откликнулся Мортимер. — А вот и наш гость.

Черемушкин, как ни вглядывался, ничего постороннего не заметил, хотя нет, вот что-то бесформенное вынырнуло из правого сектора, стремительно и бесшумно преодолело пару километров и остановилось напротив космопорта, превратившись в блестящий гоночный автомобиль.

— Пошли, — сказал Мортимер…

Гость оказался длинным, тощим, с синей кожей, приклеенными к лобастому черепу черными волосами, и большущими коричневыми глазами. Этакий прилизанный задохлик в обтягивающем, то и дело меняющем цвет, комбинезоне.

Он прочирикал что-то Мортимеру, тот ответил на таком же птичьем языке. Секунд двадцать они оживленно общались друг с другом, Черемушкину сделалось скучно, потом вдруг он осознал, что понимает, о чем речь. Синенький говорил, что они заранее предупреждали атлантов о гибели их острова, и те вняли, и понастроили множество космических кораблей, и основная их часть успела улететь, а оставшиеся погибли. Сейчас, спустя 12 тысяч лет, для землян существует опасность не меньшая, даже большая. И опять последовало предупреждение, но Мировое правительство слышать ни о чем не хочет, никто ничего слышать не хочет, этакое, понимаете, благодушие, будто все бессмертные. Да, да, соглашался с ним Мортимер, это наша беда, это наш бич: наше благодушие, наша благоглупость, наше самоуспокоение, наш кайф, наш центропупизм. Этак можно души потерять вот так запросто. Какие души? — спросил синенький. Да все, ответил Мортимер, и тут Черемушкин не выдержал.

— А разве атланты умели строить космические корабли? — спросил он на несуразном с человеческой точки зрения птичьем наречии, от которого сразу зачесался язык.

— Умели, — неприязненно ответил синенький. — Вам-то что до этого? И вообще, вы кто? Кто это? — спросил он у Мортимера.

Тот открыл было рот, но Черемушкин его опередил.

— И где же теперь улетевшие атланты? — осведомился он. — Что-то о них не слышно. И не лучше ли было переехать куда-нибудь поближе, в Грецию, например.

— К сожалению, твердый Космос жесток, — сухо ответил синенький. — Погибли и те, кто улетел. Что же касается Греции, то это слишком банально, это не те горизонты, этого вам не понять. Господи, на что я трачу время.

Проронив это, синенький повернулся и пошагал прочь, бормоча что-то насчет двух обалдуев, которые выдают себя за унивитатов, а сами черт знает что и сбоку бантик.

— Что такое унивитаты? — незамедлительно спросил Черемушкин.

— Унивитат — это постоянный гражданин созвездия, — сказал Мортимер. — К тебе это не относится.

И громко крикнул вдогонку синенькому:

— Постойте-ка, милейший. Не так быстро.

Сказано было по-русски, но синенький застыл на месте в нелепой позе, с поднятой ногой.